Каллас Мария <Роковая страсть>

2 декабря 1923 года — 16 сентября 1977 года
Мария Каллас родилась в Нью-Йорке в семье Георгия и Евангелины Калогеропулос, переехавших в США из Греции в поисках лучшей жизни. Ее отец открыл в Нью-Йорке аптеку и поменял фамилию на Каллас. У Марии была старшая сестра Джеки. Когда в семье ждали появления на свет второго ребенка, родители надеялись, что это будет мальчик. В детстве Мария не ощущала особой любви и теплоты по отношению к себе со стороны своих родителей. Мария росла толстой, застенчивой, близорукой девочкой. В 1929 году, в самом начале глубочайше го экономического кризиса в США, отец Марии разорился и потерял свою аптеку. Мать девочек, решив, что у детей хорошие музыкальные способности, поклялась себе сделать их знаменитыми. Когда Марии исполнилось 13 лет, Евангелина отвезла обеих дочерей обратно в Грецию. Там их застала вторая мировая война. Во время войны она получила и формальное музыкальное образование, занимаясь со знаменитой оперной певицей Эльвирой де Гидальго. Началом ее блистательной музыкальной карьеры стало поистине триумфальное выступление в опере "Джоконда" в Вероне в 1947 году. В 50-х годах Мария Каллас стала мировой знаменитостью. Она не отличалась крепким здоровьем, но обладала великолепным чарующим голосом и стала звездой современной оперы.
В жизни Марии Каллас было лишь двое мужчин, что кажется странным, если принимать во внимание ее всемирную известность. Еще в 1947 году в Вероне Мария познакомилась с Джованни Баттистой Менегини, итальянским промышленником и большим любителем оперы. Менегини был на 30 лет старше Марии. Его это не остановило, как, впрочем, не остановило и то, что она в то время весила 104 килограмма. Мария позже вспомнила: "Я поняла, что это тот человек, которого я ищу, уже через 5 минут после нашего знакомства... Если бы Баттиста захотел, я тут же без всякого сожаления оставила бы музыку. В жизни женщины любовь значительно важнее, чем любой профессиональный триумф". Обе семьи, однако, были против их женитьбы. Семья Менегини опасалась, что Баттиста, женившись на оперной певице, забросит семейное дело, а мать Марии была очень расстроена разницей в возрасте, а также тем, что Менегини не был греком. Бракосочетание состоялось в Вероне в 1949 году. Никто из родственников жениха и невесты при этом не присутствовал.
Менегини немедленно занялся всерьез карьерой своей молодой жены. Мария похудела и научилась одеваться в соответствии с требованиями моды. Триумфально прошло ее дебютное выступление на сцене знаменитой "Ла Скалы" в Милане в 1950 году. Менегини не разрешал своей жене иметь детей, опасаясь, что это может повредить ее карьере. Их семейная жизнь, тем не менее, складывалась счастливо до памятного морского круиза в 1959 году на борту яхты "Кристина", владельцем которой был Аристотель Онассис.

Каллас не была красавицей в рас­хожем смысле этого слова, но, без сомнения, обладала природ­ным магнетизмом. Впервые Аристотель Онассис увидел певицу в 1957 году на ба­лу, устроенном в ее честь. Новая встреча состоялась в Париже на гала-концерте певицы. Ари пре­поднес ей гро­мадный букет пунцовых роз. При всем своем равноду­шии к опере Ари находил для себя особую пикантность в том, что Каллас была гречанкой. «Какой он романтичный!» - произ­несла растроганная Каллас. В го­лосе жены Менегини сразу уловил новые нотки.

После долгих уговоров Мария и ее муж согласились погостить на яхте Онассиса «Кристине». Тем более что врачи посоветова­ли Каллас поберечь связки и отдохнуть на море. В круиз на борту яхты отправились Онассис со своей женой Тиной, Джованни Менегини с Марией и сэр Уинстон Черчиль со своей женой. Даже присутст­вие на борту яхты жены и такого гостя, как Черчилль, не помеша­ло Онассису покорить Марию. Мария и Ари на глазах у изумленной публики, не страшась пересудов, то и дело уединялись в апартаментах хозяина яхты. Казалось, мир еще не знал такого сумасшедшего романа.

Во время круиза отношения между Марией и ее мужем резко испортились. К концу круиза, продолжавшегося две с половиной недели, обе семьи практически распались.

Не успели Ме­негини и Каллас вернуться домой, как появился Онассис. Чуть ли не в ультимативной форме он потребовал, чтобы Батиста оста­вил Марию. «Сколько ты хочешь? Миллион? Два? Пять?» Менегини отказался от «сделки», но Каллас все равно подала на развод. Разве­лась с Ари и Тина, хотя Онассис умолял ее о примирении.

После развода Менегини заявил: "Я создал Каллас, а она отплатила мне, нанеся удар ножом в спину". В первых публичных выступлениях Марии после развода были, например, такие фразы: "Да пошел он к черту!" Позже, правда, она заявила: "Вся вина за развал моей семьи полностью лежит на мне". Тина Онассис тоже развелась с Ари. На суде, однако, не прозвучало имя Марии Каллас. В качестве виновницы распада семьи была названа Жана Райлендер, с которой Онассис поддерживал любовную связь еще до встречи с Марией.

Каллас мечтала отдох­нуть, и Золотой грек дал ей столь долго­жданную свобо­ду. Аристотель хвастался, что построит для своей подру­ги оперный театр в Мон­те-Карло. Од­нако публика стала все реже посещать спекта­кли с участием певицы. Поклонни­ки осудили роман Марии Каллас и Аристотеля Онассиса, счи­тая, что Онассис погубил её карьеру.

Каллас впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Она, наконец, полюбила и была абсолютно уверена, что это взаимно. Впервые в жизни она перестала интересоваться карьерой — престижные и выгодные контракты один за другим уходили из ее рук. Мария оставила мужа и переехала в Париж, поближе к Онассису. Для нее существовал только Он.

И вот 10 августа 1960 года Мария сделала заявление для прессы об их желании заключить брак. Но когда об этом спросили у Онассиса, тот ответил: «Мы с ней близкие, добрые друзья и только». Каллас почувствовала себя глубоко обиженной. Ее мечты о семейном очаге были разрушены. В довершение ко всему, когда она забеременела от Ари, он катего­рично настоял на аборте.

На седьмом году их отношений у Марии появилась последняя надежда стать матерью. Ей было уже 43. Но Онассис жестоко и безапелляционно поставил ее перед выбором: или он или ребенок, заявив, что у него уже есть наследники. Не знал он, да и не мог знать, что судьба жестоко ему отомстит, — в автокатастрофе погибнет его сын, а несколькими годами позже от наркотической передозировки умрет дочь...

Мария панически боится потерять своего Ари и соглашается на его условия. Недавно на аукционе "Сотбис" среди прочих вещей Каллас был продан и меховой палантин, подаренный ей Онассисом после того, как она сделала аборт...

Даже на пике своих отноше­ний с Марией Онассис был готов к новым любовным приключени­ям. Он поставил себе очередную задачу: добиться благосклонности жены президента США Жаклин Кеннеди. Роман начал развиваться толь­ко после гибели Джона Кеннеди. В июне 1968-го был убит Роберт Кеннеди. Трагедия ускорила ход событий. Жаклин позвонила Онассису и сказала «да». 17 ок­тября 1968 года на греческом ост­рове Скорпиос Аристотель Онас­сис заключил брак с Жаклин Кен­неди. Каллас написала подруге: «За триумфом непременно следу­ет катастрофа – закон греческой трагедии». В день этой свадьбы Америка негодовала. "Джон умер во второй раз!" — кричали газетные заголовки. И Мария Каллас, отчаянно умолявшая Аристотеля пожениться, по большому счету тоже умерла именно в этот день.

Великая Каллас думала, что достойна великой любви, а оказалась очередным трофеем самого богатого в мире грека.

Последний раз голос Каллас звучал на концерте в Саппоро 11 ноября 1974 года. Вернувшись в Париж после этих гастролей, Каллас фактически больше не покидала своей квартиры. Утратив возможность петь, она потеряла последние нити, связывающие ее с миром. Лучи славы выжигают все вокруг, обрекая звезду на одиночество. "Только когда я пела, я чувствовала, что меня любят", — часто повторяла Мария Каллас.

Последние годы жизни Каллас провела в одиночестве. Мария Каллас после разрыва с Онассисом на сцену больше не вышла, ее волшебный голос про­пал навсегда из-за потрясения. Узнав о кончине Ари в 1975 году, она записала в дневнике: «Ничто больше не имеет значения... Без него... Мне остается только смерть». Мария Каллас умерла спустя два года в Париже.

Письма Аристотелю Онассису.
Ты не верил, что я могу умереть от любви. Знай же: я умерла. Мир оглох. Я больше не могу петь. Нет, ты будешь это читать. Я тебя заставлю. Ты повсюду будешь слышать мой пропавший голос - он будет преследовать тебя даже во сне, он окружит тебя, лишит рассудка, и ты сдашься, потому что он умеет брать любые крепости. Он достанет тебя из розовых объятий куклы Жаклин. Он за меня отомстит. Ему сдавались тысячами, десятками тысяч. Он отступил перед твоим медвежьим ухом, но он возьмет реванш. Нет, ты не оторвешься. Ты будешь пить до дна признания моего онемевшего от горя горла - голоса, отказавшегося прилюдно захлебываться обидой, посчитавшего невозможным оказаться во всеуслышание брошенной. Он был всесилен, Ари, и потому горд. Ари, он не перенес низости твоей пощечины. Он отступил, но знай - он не даст тебе покоя. Он отомстит за меня, за мой прилюдный позор, за мое теперешнее одиночество без ребенка, которого так поздно дал Бог и которого ты - Ари, ты! - заставил меня убить...
***
Теперь я спрашиваю себя: как я могла дорожить тобой больше, чем им?! Тобой, даже не желавшим ходить на мои спектакли, смеявшимся над моей страстью переслушивать собственные записи! Тобой, совершенно не интересовавшимся моей жизнью, поленившимся даже прослушать запись моего дебюта из Arena di Verona, когда двадцать пять тысяч зрителей три с половиной часа, ополоумев от восторга, дышали мне в такт... Я спрашиваю себя, как я могла подчиняться тебе, как случилось, что я позволила распоряжаться мной, послушно снимала перед спектаклем линзы - линзы, без которых я ничего не видела! - лишь бы тебе угодить? Помнишь рассвет на яхте - сиреневое утро, когда ты поил меня из ладоней горьким греческим вином? Ты сказал тогда, что не знаешь мгновенья лучше. Боже, как ты убог. Я знала любовь больше той, что ты мне открыл. На свете был мой голос - голос, который все называли божественным и который ты слушал, пожевывая от скуки жвачку...

***

Ари, на свете нет ничего прекраснее минуты, в которую я должна была начать петь - минуты испепеляющей мольбы толпы о рождающемся звуке. Клянусь, это больше сумасшедшей любви в волнах Эгейского моря, потому что они - они, Ари, - желали меня и тогда, когда ты от меня отрекся, и, если б ты что-то смыслил в великом понятии "театр", ты бы понял, что такое свести с ума двадцать пять тысяч зрителей за один вечер. Они сходили с ума от моей "Нормы", не понимая, что я пою о себе. Мне порой казалось, моя жизнь повторяет ее скорбную судьбу. Ари, я так же, как она, не жила, а служила Великому. И так же принесла ему в жертву все. Я ненавижу тебя, Ари. Ты заставил меня убить зародившуюся во мне надежду. Если бы он родился, ты бы не ушел к Жаклин. Даже если б ушел, мы бы остались вдвоем...
***
Никто, кроме тебя, не мог понять, как невозможно одиноко на вершине. Быть может, меня понимал только отец, но его уже, увы, нет в живых. Мы никогда не были с ним вместе - мать не задумываясь бросила его и уехала с нами из Америки обратно в Грецию. Теперь я живу одна в этой парижской квартире, и сестра пишет мне банальности типа: "Мама стареет". Разумеется, она стареет. Я тоже старею. Мы живем в разных домах и шлем друг другу ничего не значащие письма. Лучше б они издевались надо мной, как ты. Ты, по крайней мере, не был равнодушен. Ари, я с 12 лет работала как лошадь, чтобы прокормить их и удовлетворить непомерное честолюбие мамы. Я делала все, как они хотели. Ни мать, ни сестра теперь не помнят, как я кормила их во время войны, давая концерты в военных комендатурах, расходуя свой голос на непонятно что, лишь бы добыть для них кусок хлеба. Меня в 15 лет знала вся Греция, мне уже в 17 сказали, что я звезда, и дальше я только работала, работала, работала - я отдавала этому все, я никого не любила, я служила музыке, жертвуя всем... Я все время думаю: почему мне все давалось с таким трудом? Моя красота. Мой голос. Мое короткое счастье... Если б ты знал, как трудно мне было вернуться петь после тебя... Добрые критики пытаются меня поддержать, злые кричат, что я потеряла голос в твоей постели. Плевать. Плевать, Ари, я была так счастлива с тобой... Ари, Каллас может мерить себя только меркой Каллас. И я прекрасно понимаю, что по этой мерке сегодняшняя я - никто...
***
Ты забыл: под окнами квартиры, где ты теперь кричишь мое имя, ты топал ногами, требуя, чтоб я оставила тебя в покое.
Ты забыл: ты был единственным мужчиной, которого я просила на себе жениться. Ты забыл, как мучил меня, как, скрипя зубами, дал согласие и как в машине у церкви сказал, усмехнувшись: "Ну что, добилась своего?" Ты думал, после этого унижения я стану твоей женой. Ты искренне удивлялся, почему я выскочила из машины и ушла. Ты забыл, Ари. Я - Мария Каллас. Неужели ты думал, я это прощу? Я три года была твоей любовницей. Ты три года отказывался на мне жениться, после чего не раздумывая отправился под венец с глупенькой вдовой бывшего президента, живущей исключительно обсуждением нарядов на приемах. Я знала: ты умрешь с ней от скуки. Ты не послушал меня, Ари. Теперь ты несчастен. Мне больно. Но я тебя не пущу.
***
Газеты пишут, что мой нынешний голос - даже не отсвет былого сияния. Увы, это правда. Я читаю безжалостные рецензии, а потом телеграммы, которые я получила в 1958 году, когда после первого акта "Нормы" у меня что-то случилось с голосом и я отказалась петь. К великому возмущению администрации, потому что, по злой воле судьбы, именно на этот спектакль изволил прийти наслышанный обо мне итальянский президент. Как меня бичевали за то, что я - в присутствии такой персоны! - прервала выступление... Никто не думал о том, что, если бы я продолжила, мой голос был бы потерян... Хотя нет. Так думала администрация. Публика была более милосердна. Мне потом в гостиницу доставляли письма. "Вы богиня. Богини не должны бояться упасть..." Ари, как я не поняла тогда, что это знак! Предупреждение о том, что мой дар так хрупок. Что он не сможет вынести испытаний. Мой голос хотел предупредить меня о том, что вскоре я встречусь с тобой и ты его изничтожишь... Будь проклят тот день, когда ты пригласил нас с Менегини на свою яхту! И то мгновение, когда ты, перелив мое шампанское в свой бокал, выпил его до дна со словами: "Вот судьба великой Каллас".
***
Бедный мой. Эльза сказала, ты поседел за одну ночь. Теперь ты, быть может, понял, как жестоко обошелся со мной, заставив сделать аборт. Впрочем, я сама виновата. Я могла сопротивляться. Всем, кроме тебя. Прости, я не умею тебя утешить. Ты говорил, что не веришь в Бога. Я теперь тоже не слишком верю. В юности я считала, что мой бог - музыка. Потом думала, вера в том, чтобы не изменять себе. Музыки не хватило, чтобы просто быть счастливой. И с тобой я себе изменила. Мне нечего тебе сказать. Мне не о чем петь. Потому я молчу. Ари, мальчик. Мне столько лет было некому жаловаться - я разучилась утешать. Я могу утешить тебя, отправив эти письма. Тебе приятно было бы знать, сколько лет я каждый день помнила... Но я их не отправлю. Я их сожгу. Мария Каллас не посылает любовных признаний мужчине, который ее предал. Что ж, Ари. Терпи. Терпи, как я. Я уже почти полгода молчу, не давая даже уроков пения. Терпи, любовь моя. У одиночества тоже бывает предел. Имя ему - смерть.
...Боже, как мне хочется уткнуться тебе в плечо. Ари, ты был единственным человеком, рядом с которым я чувствовала себя слабой. И единственным, кто помыкал мною из чистой прихоти, а не по расчету...

Комментариев нет:

Отправить комментарий