Иконография мистика: учимся читать

Григорий Палама – представитель того направления в православии, которое называется исихазмом. Это направление в поздней Византии получило название церковно-монастырского в противовес гуманистическому, тяготеющему к секуляризации культуры и возрождению интереса к язычеству и античности.

Время, когда они мирно сосуществовали, прошло и к концу существования Византийской империи они вступили в прямое противостояние и борьбу.

Об этом написано много книг и я могу только к ним отослать, не останавливаясь подробно на этом аспекте. А остановлюсь я на том, как богословие и философия исихазма воплощалась в образах самого Григория Паламы.

Иконографии святителя, я бы сказала не повезло, в отличие от идей исихазма, которыми пронизана вся русская школа иконописи XV-XVI века, ставшая преемницей эстетики Византии позднего периода и православного богословия с его устремленностью к Божественному и Нетварному Фаворскому свету.

Но есть несколько образов Григория Паламы, которые словно сотканы из Божественного света, о котором говорил мистик. Образы разные, но они показывают все многообразие поздневизантийского искусства, основанного на идеях исихазма и мистического богословия.

Один из них относится к третьей четверти XIV века, периоду победы паламизма в Византии. Сегодня он находится в Московском Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Этот образ создан вскоре после смерти Паламы и спустя три года после его канонизации, произошедшей в небывало короткий срок, всего через девять лет после смерти святого.

Икона "Свт. Григорий Палама". Византия. Третья четверть XIV века

Второй образ, который, кажется, более точно передает внутренний смысл учения и духовной практики Григория Паламы – Афонская фреска XVI века. Думается, что это не случайно, потому что создана она монашествующими, постигшими опытным путем то, что так точно удалось выразить святителю на философском языке того времени и с успехом отстоять перед представителями латинян, угрожавших поглощением православия идеями католицизма.

Наконец, третий образ создан Феофаном Греком, приехавшим в святую Русь вместе с митрополитом Киприаном, поставленным на русскую кафедру Константинопольским патриархом Филофеем. Их миссией было – распространение исихастских идей Григория Паламы и подготовки почвы для литургической реформы в России.

Есть и другие изображения, созданные в Греции и России, но они, на мой взгляд, проигрывают древнейшим образам византийского мистика. Когда смотришь на указанные образы Григория Паламы, то первое, что бросается в глаза - каждый образ имеет свое цветовое решение, раскрывающее разные аспекты восприятия иконописцами не только образа святого, но и смысла центрального понятия исихазма - Света.

Икона "Свт. Григорий Палама"

Первый образ решен в золотисто-коричневых тонах и обладает чертами реального портрета. Золотистый цвет в православной иконе является олицетворением Вечности. Особенно любили этот цвет в русской иконописной школе.

Образ, о котором идет речь, отражает ту сторону исихастского богословия, в которой святитель говорит о единстве человека в его трех составных частях: тела, души и духа. И это не столько богословский, сколько эстетический аспект в учении Паламы, который преобладал в его учении.

Палама утверждал, что Нетварный Свет можно увидеть, как видели его на горе Фавор ученики Иисуса в момент Преображения, и человеку нет никаких препятствий для того, чтобы видеть этот свет. Необходим только особый образ жизни. Божественный свет может усиливаться или уменьшаться в зависимости от подготовленности воспринимающего.

Этот аспект исихазма дал широкий простор для художественного воплощения, что и проявилось в искусстве иконописи позднего периода Византии. В рассматриваемом образе свт. Григория Паламы (см. ниже) присутствует предельная реалистичность, объемность, античная статуарность, видна физическая красота и конкретность.

Икона "Свт. Григорий Палама". Византия, конец XIV века.

Красота возникает как следствие одухотворенности и духовных достоинств человека. Образ Григория Паламы узнаваем по длинной бороде, шапочке на голове и священническому облачению с Евангелием в левой руке и с благословляющим жестом правой.

В этом образе есть земное очарование святителя, в нем отсутствует аскетичность и условность изображения. Особенно выразителен лик святого, наполненный Божественными лучами Нетварного света. От глаз исходят многочисленные лучи, покрывая лицо сеточкой света.

Веерообразная штриховка у глаз не искажает лика, а делает его просветленным. Телесность, преображенная Нетварным светом, торжествует. Здесь нет экспрессии и эмоциональности, есть только покой и умиротворенность, которые достигнуты духовной работой.

Второй образ решен в синем цвете во всех его оттенках – от фиолетового и темно-синего до голубого, отражающего сияние небес. Синий цвет – олицетворение мистической тайны, нематериального происхождения Божественного света, сияющего из глубины Небес и поглощающего все остальные цвета. В этом образе синий цвет заполняет собой все пространство, оставляя место только ярко-золотистому нимбу святителя.

Свт. Григорий Палама. Фреска. Афон, XVI век

Григорий Палама закутан в сине-голубой световой кокон, становящийся главным действующим лицом образа. Складки гиматия святителя обильны и угловаты, создается впечатление, что они раздуваются светом изнутри и струятся вокруг фигуры, словно Сам Дух Святой закручивает святого в Своем вихре, подхватывая и вознося в Небесные дали.

Крупные заломы одежды делают фигуру подвижной, экспрессивной, динамичной, а мистический синий цвет создает образ нереального, таинственного и неземного. Это подчеркивается и фоном, на котором изображен святой, особенно в верхней части фрески с белыми пробелами, похожими на перистые облака.

Вся фигура уподобляется столпу синего пламени, в котором сжигается и трансформируется плоть. Перед нами видимый образ обожения человека в процессе творения Иисусовой молитвы, в которой плоть переплавляется и становится иной.

Лик и глаза святого, все черты лица резкие, аскетичные, что еще больше подчеркивается длинной бородой и беспорядочно зачесанными волосами, торчащими в разные стороны. Глаза сосредоточены на чем-то невидимом, потустороннем и смотрят не на молящегося, а куда-то в сторону и внутрь. Глядя на этот образ, вспоминаешь стихотворение Бараташвили, которое перевел Борис Пастернак.

Цвет небесный, синий цвет
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоённый синевой.

Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружён земной простор.

Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.

Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.

В оригинале стихотворение является молитвой, где поэт свою земную бренность приносит в жертву Вечному, олицетворением которого является синий цвет, и выражает надежду, что его дух после освобождения от земного, растворится в Божественной синеве Творца.

Третий образ решен в ало-красно-белых фантасмагорических цветах, чаще всего ассоциирующихся с огнем, поедающим грехи человеческие, огнем Духа Святого, в котором является Спаситель в мире и человеке.

Ф.Грек. Свт. Григорий Палама. Фреска. Конец XIV века

Этот образ полон покоя, динамики почти нет, ладони святителя открыты для принятия Божественной благодати. Здесь нет элементов канонического изображения святителя в священническом облачении и с Евангелием в руках. Это монах, достигший просветления через молитвенный подвиг и созерцание.

Здесь он предстоит перед Богом в полном одиночестве, несущим ответственность за себя и свое бытие, которое открыто ему внутри себя. В этом образе много аскетического, как в выражении лица и глазах, так и во всем облике святого. Никаких излишеств, все предельно упрощено, но в то же время зримо и чувственно виден Божественный свет, проступающий в пробелах одежды, рук и лика.

Этот образ настоящий гимн Свету, его претворяющей силе, делающей святого прозрачным, постепенно исчезающим и в идеале невидимым. Его тело по мере преображения и обожения исключается из естественного порядка вещей. Здесь свет – сила, реально действующая изнутри и постепенно становящаяся одеждой святого.

Три образа Григория Паламы - три разных воплощения его учения и каждый может выбрать для себя то, что ближе ему по духу и пониманию.