Несравненная Марина Цветаева

Марина Ивановна Цветаева (26 сентября 1892 — 31 августа 1941) — русская поэтесса, прозаик, переводчица, одна из крупнейших поэтов XX века.

Марина начала писать стихи — не только на русском, но и на французском и немецком языках — ещё в шестилетнем возрасте.

В 18 лет Марина опубликовала на свои собственные деньги первый сборник стихов — «Вечерний альбом». Её творчество привлекло к себе внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилёва. Двумя годами позже последовал второй сборник — «Волшебный фонарь».

Годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми. Муж Сергей Эфрон служил в рядах Белой армии. Марина жила в Москве. У них родились дочери Ариадна и Ирина и сын Георгий. Ирина из-за нищеты в возрасте 3-х лет умерла от голода в приюте. С 1930-х годов Цветаева с семьёй живет практически в нищете. В 1939 году по подозрению в политическом шпионаже ее мужа расстреливают, а дочь репрессируют на 15 лет.

Цветаева практически не пишет стихов, занимаясь переводами. Война застает ее за переводами Федерико Гарсиа Лорки. Цветаева с сыном уезжает в эвакуацию. В Чистополе, где в основном находились эвакуированные литераторы, Цветаева получила согласие на прописку и оставила заявление: «Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда». Но ей не дали и такой работы: совет писательских жен счел, что она может оказаться немецким шпионом.

Пастернак, провожая в эвакуацию, дал ей для чемодана веревку, не подозревая, какую страшную роль этой веревке суждено сыграть. Не выдержав унижений, Цветаева 31 августа 1941 года повесилась на той самой веревке. Точное расположение её могилы неизвестно.

Цитаты Марины Цветаевой о любви и жизни раскрывают всю глубину и мудрость ее трагической судьбы:

Если бы Вы сейчас вошли и сказали: «Я уезжаю надолго, навсегда», — или: «Мне кажется, я Вас больше не люблю», — я бы, кажется, не почувствовала ничего нового: каждый раз, когда Вы уезжаете, каждый час, когда Вас нет — Вас нет навсегда и Вы меня не любите.
Творчество — общее дело, творимое уединёнными.
Влюбляешься ведь только в чужое, родное — любишь.
Шутим, шутим, а тоска всё растёт, растёт…
Каждая книга — кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам.
Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.
Женщины говорят о любви и молчат о любовниках, мужчины — обратно.
Если я человека люблю, я хочу, чтоб ему от меня стало лучше — хотя бы пришитая пуговица. От пришитой пуговицы — до всей моей души.
Успех — это успеть.
Что можешь знать ты обо мне, раз ты со мной не спал и не пил?
Нет на земле второго Вас.
Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение.
Слушай и помни: всякий, кто смеётся над бедой другого, дурак или негодяй; чаще всего и то, и другое.
Единственное, чего люди не прощают — это то, что ты без них, в конце концов, обошёлся.
Скульптор зависит от глины. Художник от красок. Музыкант от струн. У художника, музыканта может остановиться рука. У поэта — только сердце.
«Стерпится – слюбится». Люблю эту фразу, только наоборот.
Любимые вещи: музыка, природа, стихи, одиночество. Любила простые и пустые места, которые никому не нравятся. Люблю физику, её загадочные законы притяжения и отталкивания, похожие на любовь и ненависть.
В одном я — настоящая женщина: я всех и каждого сужу по себе, каждому влагаю в уста — свои речи, в грудь — свои чувства. Поэтому все у меня в первую минуту: добры, великодушны, щедры, бессонны и безумны.
Насколько я лучше вижу человека, когда не с ним!
Никто не хочет – никто не может понять одного: что я совсем одна. Знакомых и друзей – вся Москва, но ни одного кто за меня – нет, без меня! – умрет. Я никому не необходима, всем приятна.
Мужчины не привыкли к боли, — как животные. Когда им больно, у них сразу такие глаза, что всё что угодно сделаешь, только бы перестали.
Мечтать ли вместе, спать ли вместе, но плакать всегда в одиночку.
О, Боже мой, а говорят, что нет души! А что у меня сейчас болит? — Не зуб, не голова, не рука, не грудь, — нет, грудь, в груди, там, где дышишь, — дышу глубоко: не болит, но всё время болит, всё время ноет, нестерпимо!
Когда я пытаюсь жить, я чувствую себя бедной маленькой швейкой, которая никогда не может сделать красивую вещь, которая только и делает, что портит и ранит себя, и которая, отбросив всё: ножницы, материю, нитки, – принимается петь. У окна, за которым бесконечно идёт дождь.
Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался.