Эрик Булатов. «Картина и зрители». 2011–2013. Дар Благотворительного фонда Владимира Потанина Третьяковской галерее. Фото: Третьяковская галерея.
Пополнение коллекций — больная тема для российских государственных музеев. Денег на приобретение искусства почти не выделяется, и едва ли не единственный шанс для музея обрести вещь достойного уровня — получить ее в дар.
Свежие поступления
Музей, получающий шедевр из рук благотворителя, — сегодня это представляется обычным делом. Может показаться, что наши музеи только и делают, что пожинают плоды чужой щедрости. Вот сводка лишь последних месяцев. В июле наследники концептуалиста Дмитрия Александровича Пригова передали Государственной Третьяковской галерее его «Портрет Хайдеггера», а десять графических листов художника из серии «Инсталляция для бедной уборщицы» тем же путем попали в собрание Московского музея современного искусства (ММОМА). В те же дни Государственный музей-заповедник «Петергоф» получил полотно «Три философа» Бернардо Строцци. Отныне картина Строцци украшает Картинный дом Ораниенбаума, для которого меценат Владимир Кондратенко ее и купил.
По той же схеме Музеи Московского Кремля год назад получили истинно царский подарок — 104 императорских ордена и медали Российской империи. Приобретение, профинансированное бизнесменами, сделано в рамках кампании по возвращению музейных ценностей, проданных с аукционов в 1920–1930-х годах. Одновременно Третьяковка разжилась, также за счет привлеченного финансирования, «Одалиской» Павла Кузнецова — эскизом к росписи Казанского вокзала, одной из версий памятника Валерию Чкалову в «Пантеоне летчиков» Веры Мухиной и акварелью Василия Перова. И такие события случаются не только в последние годы: еще в 2011 году музей получил благодаря банку ВТБ 56 рисунков Николая Ге.
Самое свежее приобретение Третьяковки — «Картина и зрители» патриарха нонконформизма Эрика Булатова. Для музея ее выкупил Благотворительный фонд Владимира Потанина. Генеральный директор музея Зельфира Трегулова давно сетовала, что вверенное ей собрание насчитывает всего четыре холста Булатова, что непростительно для главной институции, выставляющей российское искусство. Разумеется, не хватает Третьяковке не только Булатова — с работами более молодых художников дело обстоит много хуже. Не располагая достаточными бюджетными средствами на покупку искусства, сейчас музеи пополняют собрания за счет щедрых благотворителей или наследников художников и коллекционеров. Музей недавно запустил программу «Меценаты и дарители — Третьяковской галерее». Как рассказывала TANR директор Третьяковской галереи, идут переговоры о передаче ряда принципиально важных работ художников второй половины ХХ — начала XXI века, стоимость которых на рынке исчисляется шестизначными суммами.
Когда в 2011 году Илья и Эмилия Кабаковы преподнесли Эрмитажу инсталляцию «Красный вагон», Михаил Пиотровский заявил, что это «грандиозный дар». «„Красный вагон“, — признал он тогда, — стоит больше, чем все, что мы когда-либо получали от спонсоров, так что самые щедрые меценаты — это сами художники».
Павел Кузнецов. Эскиз росписи Казанского вокзала. 1910-е. Дар Отара Маргания Третьяковской галерее. Фото: Третьяковская галерея.
Немного неловко сравнивать цены, когда речь идет о действительно редких вещах. Таких, например, как неизвестный рисунок Михаила Врубеля — иллюстрация к «Демону» Лермонтова, которую ее собственник, Сергей Олегович Прокофьев, внук великого композитора, подарил в 2014 году музею «Мемориальная квартира Андрея Белого». Прокофьев посчитал, что рисунок отражает духовные поиски писателя-мистика.
Третьяковка же в 2014-м обрела давно вымечтанное собрание нонконформистов Леонида Талочкина. Государство устроило тогда аттракцион немыслимой щедрости, выделив на закупки российским музеям 1 млрд руб., и ГТГ купила первые вещи из собрания Талочкина — а вдова его передала остальное.
В мечтах о Тициане
«В последнее время мы получали в дар от коллекционеров предметы древнего искусства, — комментирует нынешнюю ситуацию генеральный директор ГМИИ Марина Лошак, — среди них два чудесных перуанских сосуда, которые показывали на выставке Мальро. Кипрская коллекция пополнилась вещами, которые передали археологи, работающие на Кавказе, и недавно музей получил большую коллекцию древностей, в том числе ювелирных украшений, очень высокого уровня». Но древности не заполняют лакуны, которые у Пушкинского музея тоже существуют.
Одну из них могла бы восполнить картина «Венера и Адонис», что демонстрировалась до середины августа на выставке «Венеция Ренессанса. Тициан, Тинторетто, Веронезе» в ГМИИ. Речь о полотне, атрибутированном сотрудницей музея, известным специалистом по итальянскому Возрождению Викторией Марковой как работа Тициана. После сенсационного заявления ГМИИ холст, купленный неким коллекционером на второразрядном аукционе, несопоставимо прибавил в цене. Решено, что после выставки он займет место в постоянной экспозиции музея, но никто не знает, на какой срок.
Стратегия может быть разной, вплоть до краудфандинга. Если Пушкинский музей недавно смог таким образом собрать средства на реставрацию уникальнейшей погребальной пелены, почему бы не собрать деньги на Тициана? Но собирать явно придется дольше. И тут кроется опасность: если долго собирать, можно не успеть.
Бернардо Строцци. «Три философа». 1630–1640-е. Дар Владимира Кондратенко музею-заповеднику «Петергоф». Фото: музей-заповедник «Петергоф».
Ушло из рук
В 2001 году праправнучка Валентина Серова отказалась продать Третьяковской галерее обещанную ей ранее версию — считается, что лучшую, — «Похищения Европы». Ситуация выглядела абсурдной: с 1996 года картина находилась в музее на временном хранении, с 1999 года Третьяковка искала $470 тыс. для выкупа ее у наследников. Когда деньги нашлись, Екатерина Серова отказалась от сделки. Через пару лет работа всплыла в коллекции Вячеслава Кантора, а музей остался ни с чем.
Это показательный пример, но не единственный. В 2007 году на торгах в Лондоне начало распродаваться собрание советского неофициального искусства Джона Стюарта. И снова у Третьяковки не было таких денег. Собрание Стюарта разошлось по разным коллекциям. Большую часть работ Кабакова уже в 2013-м купил Роман Абрамович, который готов давать их на выставки, но для Третьяковки это не то же самое, что иметь их в фондах.
«Ушло из страны», — так воспринял кто-то беспрецедентный подарок российских коллекционеров Центру Помпиду, инициированный год назад директором Мультимедиа Арт Музея Ольгой Свибловой. Выставка «КОЛЛЕКЦИЯ! Современное искусство в СССР и России 1950–2000-х годов: уникальный дар музею», прошедшая в Бобуре, представила этот дар полностью — почти 250 произведений. Но некоторые предпочли бы, возможно, чтобы произведения были подарены отечественным музеям. Хотя русское искусство, российские художники от этой акции, безусловно, выиграли. Бобур — одна из главных витрин современного искусства. Если чего-то там нет — считайте, что этого нет вообще. «Русского искусства начиная с 1965 года, когда закончился период модернизма, в Центре Помпиду почти не было, — объясняет свою инициативу Свиблова. — Конечно, там были Илья Кабаков, Эрик Булатов. Но Булатова всего две картины. А больше никого. Русских художников второй половины ХХ века в мире не знают — необходимо было ввести их в историю искусства, в международный контекст».
Оценить по достоинству
Скандал с дарами коллекционера Никиты Лобанова-Ростовского Государственному музею-заповеднику «Ростовский кремль», который разразился этим летом, стал ложкой дегтя в бочке музейных даров. Картины, заявленные дарителем как работы Жоржа Брака, Ильи Машкова и Александры Экстер, после нескольких экспертиз были признаны подделками и исключены из Музейного фонда Российской Федерации. Зададимся вопросом, как эти вещи в принципе могли попасть в Музейный фонд. И тут надо вспомнить, что в начале года был введен упрощенный порядок включения предметов и коллекций в Музейный фонд РФ: теперь для этого не нужен приказ Министерства культуры — достаточно иметь положительное заключение фондово-закупочной комиссии музея и экспертизу, подтверждающую ценность предмета. И хотя в госкаталог экспонаты вносит отдел Музейного фонда департамента культурного наследия Минкультуры, ответственность лежит на музеях: их эксперты смотрят дареному коню в зубы и должны понимать, что берут.
Дмитрий Жилинский. «Человек с убитой собакой». 1976. Дар Александра Тынкована Третьяковской галерее. Фото: Третьяковская галерея
Привлечь мецената
Четкой установки на меценатство как общественное благо сейчас в России нет. Все помнят, что Третьяковская галерея была первым музеем, созданным в России на основе частного, а не императорского собрания, да и Отдел личных коллекций (ранее Музей личных коллекций) в ГМИИ был организован еще в 1985 году (сейчас его постоянная экспозиция временно закрыта). Но теперь ситуация иная. «В целом в обществе утрачены навыки меценатства, которое должно быть осознанной необходимостью, — говорит Марина Лошак. — В тех странах, где примеров такого дарения действительно много, прежде всего в Америке, система налогообложения чрезвычайно мотивирует эти дары».
И в Третьяковке, и в ГМИИ, и в Эрмитаже разработаны программы по привлечению потенциальных благотворителей, созданы специальные фонды развития, действуют попечительские советы. Но одной доброй воли музеев тут мало: меценатство требует благоприятной среды. А среда создается не только музейщиками, но и политиками. История России знала эпоху меценатов — Третьякова, Бахрушина, Морозова — и эпоху экспроприаторов. Одни исключают других. Поэтому в списке меценатов Третьяковки как-то неловко упоминать одного из ее главных дарителей — Георгия Костаки, которого в 1979-м вынудили передать значительную часть его коллекции русского авангарда государству, позволили за это вывезти остальное. Это живо в памяти. Необходимы убедительные шаги, чтобы подобные воспоминания преодолеть.
http://www.theartnewspaper.ru/posts/4912/
Комментариев нет:
Отправить комментарий