Пушкина убили, когда ему было меньше 38, а Лермонтова убили, когда ему не сравнялось 28… Пушкин – вечная печаль. Лермонтов – незаживающая открытая рана. Кто-то когда-то обронил, что Пушкин был дневным, а Лермонтов- ночным светилом русской поэзии. Было и такое сравнение Пушкина и его поэзии с равнинной рекой, а поэзии Лермонтова - с горной рекой, стесненной скалистыми берегами. С чистейшей небесной синевой в глубине души вступил Лермонтов на кремнистый путь своей короткой и ослепительно яркой жизни.
Родился в Москве в семье армейского капитана Юрия Петровича Лермонтова (1787-1831) и Марии Михайловны Лермонтовой (1795-1817), урожденной Арсеньевой, единственной дочери и наследницы пензенской помещицы Е. А. Арсеньевой (1773-1845). Брак, заключенный против воли Арсеньевой, был неравным и несчастливым; мальчик рос в обстановке семейных несогласий. Ранняя смерть матери, раннее вынужденное расставание с отцом могли отрицательно сказаться и на характере, и на творчестве поэта, но ведь он был под крылом своего ангела-хранителя – Елизаветы Алексеевны Столыпиной.
В воспоминаниях современников, Елизавета Алексеевна была среднего роста, стройна, со строгими, решительными, но весьма симпатичными чертами лица. Важная осанка, спокойная, умная, неторопливая речь подчиняли ей общество и лиц, которым приходилось с нею сталкиваться. Она держалась прямо и ходила, слегка опираясь на трость, всем говорила «ты» и никогда никому не стеснялась высказать, что считала справедливым. Прямой, решительный характер ее в более молодые годы носил на себе печать повелительности и, может быть, отчасти деспотизма, что видно из отношений ее к мужу дочери, к отцу нашего поэта. С годами, под бременем утрат и испытаний, эти черты сгладились – мягкость и теплота чувств осилили их, хотя строгий и повелительный вид бабушки молодого Михаила Юрьевича доставил ей имя Марфы Посадницы среди молодежи, товарищей его по юнкерской школе. В обширном круге ее родства и свойства именовали ее просто «бабушка». Она его обожала, богатая и влиятельная, старалась, чтобы любимый внук ни в чем не знал нужды. Лермонтова окружала многочисленная просвещенная родня, всегда образованное блестящее общество. Мишель тоже любил свою бабушку и старался ее не огорчать.
Мальчик получил столичное домашнее образование, с детства свободно владел французским и немецким языками.
Благородный Университетский пансион в Москве, Московский университет, школа гвардейских юнкеров, лейб-гвардии гусарский полк, юнкерские кутежи, великосветские балы, ослепительно красивые, утонченные женщины, благородные, умные друзья…
С внешней стороны жизнь Лермонтова была вполне благополучна. Но с его характером, с его душой и талантом поэт не вписывался в окружающую его действительность: ни в школу юнкеров, ни в светские балы с их дежурными разговорами. Лермонтов жил со смутным воспоминанием чего-то прекрасного, почти божественного, соотнеся с этим образом все, что встречалось на жизненном пути.
И скучно и грустно
и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно
И вечно желать!
А годы проходят – все лучшие годы!
Есть
ряд имен в человеческой истории, слава к которым пришла потому, что они роковым
образом соприкоснулись с другими личностями. «Назовут меня, сразу же назовут и
тебя», - так сформулировал это М.Булгаков в своем известном романе «Мастер и
Маргарита». Речь идет о юных и прекрасных девах, вечных спутницах вечных поэтов
земли. В белых чистых одеждах ведут они своих избранников по жизни: суровый
Данте и нежная Беатриче, Пушкин и Наталья Николаевна, Тютчев и Елена Денисьева,
Тургенев и Полина Виардо, Анна Ахматова и Николай Гумилев, … Эти земные спутницы
были для них и ангелами, и музами, были не украшением, а жизнью и ярким
пламенем, и высокой, холодной звездой. Конечно, были и у Лермонтова светские встречи, были увлечения, были стихи в альбомы, стихи с посвящениями: «Кн. Марье Алексеевне Щербатовой», «Александре Осиповне Смирновой», «Гр.К. Воронцовой-Дашковой», « К Гр. Э.К. Мусиной- Пушкиной», «Марье Павловне Соломирской», «Графине Ростопчиной» и др.
Была Анна Столыпина, была Катенька Сушкова, была Щербатова. Однако счастья разделенной женской любви он так и не успел узнать…
В 1830 Лермонтов увольняется "по прошению" и проводит лето в подмосковной усадьбе Столыпиных Середниково; К этому времени относится первое сильное юношеское увлечение Лермонтова Е. А. Сушковой (1812-1868), с которой он познакомился у своей приятельницы А. М. Верещагиной.
В своих «Записках» Сушкова вспоминала: «У Сашеньки встречала я в это время… неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в университетском пансионе, но ученые его занятия не мешали ему быть почти каждый вечер нашим кавалером на гулянье и на вечерах.»
Восемнадцатилетняя
столичная барышня, у которой были по словам В. П. Желиховской, «стройный стан,
красивая, выразительная физиономия, черные глаза, сводившие многих с ума,
великолепные, как смоль волосы, в буквальном смысле доходившие до пят, бойкость,
находчивость и природная острота ума», произвела сильное впечатление на юного
поэта. Летом 1830 года в подмосковном имении Столыпиных Середникове, где гостили
Лермонтов и Верещагина и куда часто приезжала из соседнего Большакова Сушкова,
достигает своего апогея влюбленность Лермонтова в Miss Black-Eyes. Екатерина Александровна Сушкова, заставившая юного Лермонтова испытать всю жестокость неразделенной любви, похожей на обман, родилась 18 марта 1812 года в Симбирске. Е.А.Сушкова обращалась с М.Ю. Лермонтовым как с мальчиком, но отдавала должное его уму. Она искала удачного замужества, но Лермонтов в качестве жениха её не привлекал: слишком юн. Сушкова подсмеивалась над Мишелем, как его звали друзья и близкие. А он спорил с ней до слез, доказывая свою правоту. Свои первые стихи Лермонтов посвящает, конечно, Екатерине Александровне. Стихотворение «Нищий» было написано Лермонтовым после того, как он увидел слепого нищего, над которым подшучивала молодежь, кладя вместо денег камушки. В этом стихотворении юный поэт сравнивает себя с нищим, а Сушкову с молодежью, которая обманывает бедного нищего.
А Екатерина Александровна не удосужилась фамилии его запомнить. Он был для нее просто Мишелем, «чиновником по особым поручениям», которому давались на сохранение шляпа, зонтик, перчатки… Последние, увы, «он часто затеривал, и я грозилась отрешить его от вверенной ему должности». Строгая и не очень внимательная дама: когда однажды подруга воскликнула: как, дескать, влюблен в тебя Лермонтов! – она искренне удивилась, ибо знать не знала никакого Лермонтова.
Тут же призван был Мишель и официально представлен – унижение, после, которого он долго не мог прийти в себя.
С Сушковой связан лирический "цикл" 1830 ["К Сушковой", "Нищий", "Стансы" ("Взгляни, как мой спокоен взор..."), "Ночь", "Подражание Байрону" ("У ног твоих не забывал..."), "Я не люблю тебя: страстей ..."].
Зови надежду сновиденьем,
Неправду — истиной зови,
Не верь хвалам и увереньям,
Но верь, о, верь моей любви!
Такой любви нельзя не верить,
Мой взор не скроет ничего;
С тобою грех мне лицемерить,
Ты слишком ангел для того.
Но вскоре юноша разочаровывается в своей избраннице…
Так я молил твоей любви,
Слезами горькими, с тоскою.
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою.
Осенью 1830 г. они расстались до конца 1834 г., когда вновь встретились в Петербурге. К этому времени в жизни обоих произошли большие изменения. Лермонтов стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, за Сушковой прочно установилась репутация кокетки. Она собиралась выйти замуж за Алексея Лопухина, друга Лермонтова. Родные Алексея были против этого брака. О намерениях Лопухина Лермонтов знал из писем Верещагиной, которая, считаясь подругой Екатерины, однако разделяла мнение своей родни на ее счет. Видимо, Верещагина и «благословила» Лермонтова на спасение «чрезвычайно молодого» Алексея от «слишком ранней женитьбы». От былой влюбленности Лермонтова к тому времени не осталось и следа. В письме к Марии Лопухиной, говоря о склонности ее брата к Екатерине, он дает Сушковой резкую характеристику: «Эта женщина — летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что они встречают! — было время, когда она мне нравилась, теперь она почти принуждает меня ухаживать за нею… но, я не знаю, есть что-то такое в ее манерах, в ее голосе, что-то жесткое, неровное, сломанное, что отталкивает…».
Изобразив
влюбленность в Екатерину Александровну, Лермонтов повел с нею расчетливую игру.
Не понимая этого, Сушкова, по ее словам, действительно в него влюбилась.
Позднее, объясняя свой отказ от «верного счастья» с Лопухиным, она писала: «Но я
безрассудная была в чаду, в угаре от его рукопожатий, нежных слов и страстных
взглядов… как было не вскружиться моей бедной голове!»
Когда Лопухин вернулся в Москву, Лермонтов в письме к Верещагиной (весной 1835 г.) рассказал о ходе своей интрижке с Сушковой, заключив повествование так: «Теперь я не пишу романов — я их делаю. — Итак вы видите, что я хорошо отомстил за слезы, которые кокетство mlle S. заставило меня пролить 5 лет назад; о! Но мы все-таки еще не рассчитались: она заставила страдать сердце ребенка, а я только помучил самолюбие старой кокетки».
Эта интрига нашла отражение в незаконченной повести «Княгиня Лиговская», где Сушкова стала прототипом Елизаветы Николаевны Негуровой.
Среди юношеской лирики Лермонтова уже давно обращал на себя внимание ряд стихотворений 1830-1832 годов, объединенных темой любви и измены. Четыре стихотворения этого цикла озаглавлены инициалами Н.Ф.И.
Первое из этих стихотворений, обозначенное буквами «Н.Ф.И…вой», относится к 1830 году. «Любил с начала жизни я угрюмое уединение», - признается Лермонтов вдохновительнице этого задушевного обращения и делится с ней сомнениями, которые прежде бережно таил от других:
Счастливицы, мнил я, не поймут
Того, что не разберу ,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.
Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя сии листы,
Меня бы примирила ты
С людьми и с буйными страстями…
Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила его написать это стихотворение, было искренним и серьезным.
В стихотворении 1831 года « Романс к И.» молодой поэт снова обращается к этой девушке, как к верному своему другу, который сумеет, по его мысли, защитить и оправдать его в глазах «бесчувственной, светской толпы:
Когда я унесу в чужбину
Под небо южной стороны
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны,
И люди с злобной ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Перед бесчувственной толпой?
Из текста стихотворения, написанного летом 1831 года и адресованного Лермонтовым «К Н.И.», видно, что в их отношениях наступил трагический перелом. Новое посвящение начинается с горестного упрека:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Уязвленный изменой любимой девушки, Лермонтова вспоминает в этом стихотворении о прежнем:
Женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блажейнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть!
При внимательном чтении лирики 1831 года видно, что Лермонтов продолжал жестоко страдать от любви и ревности.
Я не хочу, чтоб сновиденье
Являло мне ее черты,-
Стихотворения эти раскрывают целую историю любви. В продолжение 1831 – 1832 годов Лермонтов постоянно обращается к этому драматическому эпизоду и посвящает ему «Виденье», «К***» («О, не скрывай, ты плакала о нем»), «Стансы» (Не могу на родине томиться»), «Гость. Быль.(Посвящается…)», «К***» («Я не унижусь пред тобою»). «Измученный тоскою и недугом», «Когда последнее мгновенье», «Сонет» (Я памятью живу с увядшими мечтами») и целый ряд других. Получается стихотворный дневник, в котором Лермонтов отмечает основные события этого горестного романа.
Инициалы Н.Ф.И. оставались нераскрытым в продолжение целого столетия потому, что А.Шан-Гирей и П.А.Висковатов не оставили для Ивановой Натальи Федоровне места в биографии Лермонтова, связав всю лирику 1831-1832 годов с именем Варвары Александровны Лопухиной.
ИВА́НОВА Наталья Федоровна (в замужестве Обрескова) (1813—75), Дочь драматурга Ф. Ф. Иванова.
«Открытие» Ивановой, естественно, повлекло за собой переадресацию юношеских лирических посланий. Кроме стихотворений, озаглавленных инициалами Н.Ф.Ивановой: «Н.Ф.И…вой», «Романс к И.», «К Н.И.», «Н.Ф.И.», к ней же, безусловно, относится еще тридцать одно стихотворение.
К ранней весне 1832 года относится большое прощальное послание «К***», в котором как бы подведен итог этому мучительному и напряженному чувству. С горестным упреком обратился на прощание поэт к еще недавно любимой им девушке:
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
тебе надежду юных дней,
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней...
…Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену? –
Ты знала: - я тебя не знал!
Возвышенная любовь, ирония над пережитыми чувствами, гордое самоутверждение, мучительное воспоминание о своей неразделенной любви выражены Лермонтовым в этом стихотворении с такой силой, с таким сознанием своего великого поэтического предназначения, что послание «К***» невольно останавливает внимание всякого, кто берет в руки томик юношеских стихотворений Лермонтова.
Около двух лет мучило Лермонтова неразделенное чувство к Н.Ф.И.
Стихотворениями, написанными весною 1832 года, заканчивается история юношеской любви, вдохновившей Лермонтова на создание этого «лирического дневника».
У Лермонтова есть множество стихов, когда они не посвящены как будто никому и в то же время мы чувствуем, что у них есть таинственный адресат, например «Сон» или «Валерик». Поэт обращается к любящему человеку, близкому, дорогому, но в то же время далекому и недоступному. Через всю свою жизнь поэт пронес одну-единственную, огромную, неизменную, глубокую любовь к одной женщине. Она, эта женщина, более всех других отвечала тому смутному, лазурному, небесному, что жило в душе поэта, она одна отвечала его душевному чистому идеалу. Но никогда и ни разу любящий поэт не обмолвился, ни одним словом не выдал имени любимой, а потом ее родные, зная о взаимной страсти двух молодых людей, крепко хранили секрет.
Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть;
Как я любил, как я страдал,
Тому судья лишь Бог да совесть!..
Лучший биограф Павел Висковатов пишет: « Изучая жизнь Лермонтова, я давно пришел к убеждению, что над ним господствовала глубокая и потому чистая и возвышенная страсть – источник наслаждения и горя. В 1880 году я наконец от родственников любимой им женщины, живущих в средней полосе России, получил первые точные сведения об ее отношении к поэту. Но я должен был дать обещание молчать». Прошло время, и мы без чувства вины можем раскрыть это имя.
Это была Варенька, Варенька Лопухина.
Из воспоминаний Акима Гирея: «Будучи студентом, он был страстно влюблен.. в молоденькую, милую, умную, как день, и восхитительную Варвару Александровну Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая… Как теперь помню ее ласковый взгляд и светлую улыбку. Эту любовь Лермонтов пронес через всю свою жизнь»
Они
познакомились весной 1831 года. Компания аристократической молодежи собиралась
ехать в Симонов монастырь ко Всенощной. Уселись на длинные «линейки»,
запряженные шестеркой лошадей, и покатили вверх по Арбату веселым караваном.
Случайно Лермонтов в этой поездке оказался рядом с Варенькой Лопухиной…
С наступлением лета Лопухины поехали погостить в подмосковное имение к Столыпиным. Сюда же приехала и Елизавета Алексеевна Арсеньева с внуком. Уединенные прогулки в аллеях середниковского парка сблизили Вареньку с юным Лермонтовым.
А летом того же года они расстались. Лермонтов уезжал в Петербург. Словно предчувствуя, что они расстаются навсегда, что в будущем судьба подарит им всего лишь несколько коротких встреч, Варенька тяжело переживала предстоящую разлуку. Она призналась Лермонтову в любви, обещала ждать его возвращения. Чувством любви было переполнено и сердце поэта.
По приезде в Петербург он буквально засыпает письмами ее старшую сестру – Марию. Но адресованные старшей сестре письма предназначались для Вареньки. И читать их нужно, как говорят, между строк.
«Прощайте же, любезный друг, не говорю до свидания, потому что не надеюсь увидеть вас здесь. А между мною и милою Москвой стоят непреодолимые преграды, и, кажется, судьба с каждым днем воздвигает их все больше… теперь я более, чем когда-либо, буду нуждаться в ваших письмах; они доставят мне величайшую радость в моем заточении; он и одни могут связать мое прошлое и мое будущее, которые расходятся в разные стороны, оставляя между собой барьер из двух печальных тяжелых лет… возьмите на себя этот скучный, но милосердный подвиг, и вы спасете мне жизнь… Я прошу у вас не любезности, а благодеяния…»
В эти трудные дни образ Вареньки Лопухиной возникал перед ним не только в письмах, но и в стихах:
Однако, все ее движенья,
Улыбка, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты;
Но голос в душу проникает,
Как воспоминанье лучших дней…
Весной 1838 года он напишет письмо Марии Лопухиной и вложит в конверт стихи. Они будут обращены к ее младшей сестре. В них прозвучит страстная мольба о прощении и признание в страстной вечной любви. За этими стихами последуют и другие…
Вот как описывала образ Варвары её внучатая племянница О. Н. Трубецкая: «С портрета, оставшегося у меня в Москве, глядят большие, кроткие темные глаза, и весь облик ее овеян тихой грустью.
Характерная черта: тёмные глаза и светлые волосы, присутствует практически везде, разве что в стихотворении возможно более удачный эпитет «тёмные глаза» заменён поэтом на «быстрые». Впрочем, согласно исследованиям Н. П. Пахомова, к аналогичным исправлениям поэт прибегал и в «Герое нашего времени», когда родинка княжны Веры бывшая в автографе над бровью (как у Варвары Бахметьевой) в окончательном варианте переместилась на щёку, чтобы «отвести возможные догадки о чересчур близком сходстве».
По воспоминаниям родственников поэта, чувство любви к Лопухиной он сохранил до конца жизни. Недолгое время в Москве, когда Лермонтов учился в Московском университете, они встречались часто. Однако семья Лопухиных выступала против подобного брака. Главным противником выступал отец, Александр Николаевич Лопухин. Также против такого союза высказывалась сестра Варвары и подруга Лермонтова Мария.. В 1835 году Варвара Лопухина вышла замуж за действительного статского советника, богатого помещика Николая Фёдоровича Бахметева. Ему тогда было уже 37 лет, а Варваре только 20. По свидетельству троюродного брата Лермонтова Акима Шан-Гирея, тот при известии о свадьбе Лопухиной «изменился в лице и побледнел».
В этот момент была боль, но позже появилась акварель «Испанка» и это стихотворение:
Я понял, что душа ее была
Из тех, которым рано все понятно.
Для мук и счастия, для добра и зла
В них пищи много – только невозвратно
Они идут, куда их повела случайность,
Без раскаянья, упреков и жалобы
Им в жизни нет уроков,
Их чувствам повторяться не дано…
Лермонтов, мучимый ревностью, неоднократно выводил Бахметева в своих произведениях в образе смешного и недалёкого старика, намекая на неверность молодой жены. Однако все его язвительные выпады в сторону Николая Бахметева приходилось переносить его жене.
Бахметев также оказался ревнивым, и запретил жене даже говорить о Лермонтове, и приложил все усилия для уничтожения её переписки с поэтом, поэтому основным источником сведений об их отношениях после замужества является переписка поэта с Марией Лопухиной.
Вскоре
после замужества Варвара тяжело заболела. Уже в 1838 году во время последней её
встречи с поэтом Шан-Гирей описывал её так: «Боже мой, как болезненно сжалось
моё сердце при её виде! Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки, только
глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде».
У четы Бахметевых был ребёнок, дочь Ольга (в замужестве Базилевская).
Неоднократно Варвара Александровна выезжала вместе с мужем за границу, на лечение, но в 1841 году после гибели поэта её здоровье ещё ухудшилось. Осенью 1841 года её сестра Мария писала: «Последние известия о моей сестре Бахметевой поистине печальны. Она вновь больна, её нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву — она отказалась, за границу — отказалась и заявила, что решительно не желает больше лечиться. Может быть я ошибаюсь, но я отношу это расстройство к смерти Мишеля».
В 1851 году в возрасте 36 лет Варвара Бахметева скончалась. Похоронили её в Малом соборе Донского монастыря.
Чувство к ней Лермонтова оказалось самым сильным и продолжительным. Лопухина была адресатом или прототипом как в ранних стихах ["К Лермонтов" ("У ног других не забывал...", 1831), "Она не гордой красотою...", 1832, и другие], так и в поздних произведениях: "Валерик", посвящение к VI редакции "Демона"; образ ее проходит в стихотворении "Нет, не тебя так пылко я люблю", в "Княгине Лиговской" (Вера).
Как вспоминает Аким Шан – Гирей, зимой 1839 года Михаил Юрьевич был сильно заинтересован княгиней М.А. Щербатовой. Сам Аким с Марией Алексеевной познакомится не успел. Но со слов кузена знал, что в 19 лет вдова хороша так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А.И. Тургенев в своем дневнике писал: « Был у княгини Щербатовой. Сквозь слёзы смеётся. Любит Лермонтова». Но Лермонтов не знал, любила ли она его. Но он, если бы мог, подарил ей всю землю. Вся теплота любви сосредоточилась в нем одном. Лермонтов говорил Щербатовой: «Мне грустно, что я вас люблю, и знаю, что за этот легкий день нам придется дорого рассчитаться».
Мария Алексеевна Щербатова (род. около 1820 г.) была дочерью украинского помещика Алексея Петровича Штерича. Воспитывалась в Петербурге, в семье мачехи своего отца. В 1837 г. она вышла замуж за князя Александра Михайловича Щербатова (1810 — 1838).
Возможно, что Лермонтов познакомился с М. А. Щербатовой у Карамзиных в 1839 г. Поэт стал бывать в этом литературном салоне начиная со 2 сентября 1838 г.
В феврале 1840 на балу у графини Лаваль у Лермонтова произошло столкновение с сыном французского посланника Э. Барантом;Н. М. Смирнов в «Памятных заметках» также рассказывает: «...он влюбился во вдову княгиню Щербатову за которою волочился сын французского посла барона Баранта. Соперничество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Барантом... Они дрались...».
Шан-Гирей пишет далее, что «слишком явное предпочтение, оказанное на бале счастливому сопернику, взорвало Баранта и на завтра назначена была встреча».
18 февраля состоялась дуэль, окончившаяся примирением.
В феврале, еще ничего не зная о дуэли, видимо, после какой-то размолвки с Лермонтовым, Мария уехала в Москву. В Москве и получила два страшных известия. Третьего марта умер ее маленький сын, пятого – похоронен, а через неделю, одиннадцатого марта 1840 года, командир гвардейского корпуса Великий князь Михаил подписал приказ об аресте Лермонтова за дуэль с де Барантом.
21
марта 1840 года. Запись в дневнике Щербатовой: «Что меня бесконечно огорчает,
это отчаяние госпожи Арсеньевой, этой чудесной старушки, которая, вероятно, меня
ненавидит, хотя никогда меня не видела. Я уверена, что она осуждает меня, но
если бы она знала, насколько я сама раздавлена под тяжестью того, что только
узнала. Я всегда придерживаюсь моего старинного правила: Женщина, замешанная в
каких-то слухах, самых нелепых, самых неправдоподобных, всегда виновата.
… И представьте себе, моя дорогая Антуанетта, что я всё перенесла. И я считаю себя способной перенести ещё столько же. Иногда я боюсь самой себя. Плачу я редко, но иногда из груди моей вырывается отчаянный смех. Как вызов судьбе, и тогда! Тогда я атеистка, я сомневаюсь во всём. Я чувствую несправедливость бога».
Машенька Штерич-Щербатова убеждена, что бабушка Лермонтова её ненавидит. На самом деле отношение Елизаветы Арсеньевой и к поведению внука, и к его дуэльной истории, и к женщине, в которой он, по словам Акима, заинтересован, намного сложнее. Всю жизнь опасавшаяся, что внука женит на себе какая-нибудь франтиха, прочитав с подачи Акима, посвящённые Марии Алексеевне Щербатовой стихи, Арсеньева почти смирилась с такой переменой в их жизни. Женитьба, по столыпинским понятиям,- солидная причина, чтобы просить отставку. Петербург ей не по летам и не по здоровью, да и внуку во вред: то грипп, то простуда..
Лермонтов тем не менее был предан военному суду; под арестом его навещают друзья и литературные знакомые. Под арестом состоялось новое объяснение Лермонтов с Барантом, ухудшившее ход дела. В апреле 1840 был отдан приказ о переводе поэта в Тенгинский пехотный полк в действующую армию на Кавказ.
Между тем поэт посвятил ей стихотворения «Молитва» («В минуту жизни трудную») и «<М. А. Щербатовой>».
А. О. Смирнова вспоминает о том, при каких обстоятельствах написано было Лермонтовым стихотворение «Молитва»: «Машенька велела ему молиться, когда у него тоска. Он <...> обещал и написал ей эти стихи: В минуту жизни трудную...».
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
А. О. Смирнова пишет, что жизнь М. А. Щербатовой была осложнена и теми сплетнями, злословием на ее счет, которые были связаны прежде всего с ее неудачным браком и завещанием покойного мужа князя А. М. Щербатова. Отголоски светских сплетен и пересудов на эту тему сохранились в воспоминаниях современников.
И поэт имел право, восхищаясь стойким характером и независимостью М. А. Щербатовой, написать о ней:
Как ночи Украйны
В мерцании звезд незакатных,
Исполнены тайны
Слова ее уст ароматных,
Прозрачный и синий,
Как небо тех стран, ее глазки,
Как ветер пустыни,
И нежат, и жгут ее ласки.
И зреющей сливы
Румянец на щечках пушистых
И солнца отливы
Играют в кудрях золотистых.
И следуя строго
Печальной отчизны примеру,
В надежду на Бога
Хранит она детскую веру;
Если внимательно вглядеться в этот портрет, нельзя не отметить, что в Машеньке Штерич, какой ее написал Лермонтов в зиму 1839 года, поразительно много деталей, роднящих ее с портретистом.
Как и Мария Алексеевна, Лермонтов переносит и насмешки, и зло – «в гордом покое». Как и она, он променял уединенную жизнь в Тарханах или в Москве на светские цепи и оковы службы царской. И все-таки остался чужим в ледяной петербургской среде. Да и вера его в Бога тоже какая- то детская.
«Исполнены тайны слова ее уст ароматных…» Тайны исполнены и стихи Лермонтова! Следует отметить, что, создавая портрет милой ему женщины, Лермонтов пользуется теми же красками и даже образами, какие пленяют его в родимой природе. И наконец, как и Машенька Штерич, Лермонтов от дерзких взоров красавиц не воспламеняется. Вот ведь и Варвару Лопухину полюбил не скоро, а разлюбить не мог, даже сильно увлекшись молодой и прелестной вдовой…
Я к вам пишу случайно; право,
Не знаю, как и для чего.
Я потерял уж это право…
И что скажу вам? –ничего!
Что помню вас? – но, боже правый,
Вы это знаете давно:
И вам, конечно, все равно.
И знать вам также нету нужды,
Где я? Что я? В какой глуши?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню – да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, - но вас
Забыть мне было невозможно…
Впрочем, выбирал Лермонтов не между новой влюбленностью и старой любовью. Он снова делал решительный шаг, разворачивал свою жизнь в новом направлении – и снова мучился, что приносит столько горя и беспокойства тем, кто его верно и самоотверженно любит: бабушке, Машеньке Штерич…
В июне Лермонтов прибыл в Ставрополь, в главную квартиру командующего войсками Кавказской линии генерала П. X. Граббе. В это время царь в своем личном письме писал: «Счастливого пути, господин Лермонтов!»
Дни Лермонтова были уже сочтены…
В кровопролитных боях на Кавказе Михаил Юрьевич проявлял хладнокровие и отменное мужество. Он, о котором в петербургских салонах вспоминали с неприязнью, был душою солдатских компаний.
А царь тем временем распорядился, чтобы поэта не отпускали от фронта и не давали случая отличиться. Поэту оставалось надеяться только на рану…
В
то время, когда Лермонтов после короткого отпуска, разрешенного ему для свидания
с бабушкой, в последний раз уезжал из Петербурга в кавказскую ссылку, в печати
появился сборник его стихотворений и отзывы о нем. Срок пребывания в столице
кончился: Бенкендорф предписал поэту покинуть столицу в 48 часов.
Летом 1841 года в Пятигорске Лермонтов встретил свою кузину Екатерину Григорьевну Быховец. По свидетельству близких поэту людей, она была очень похожа на Лопухину. И уже перед самой гибелью, обращаясь к кузине, искренне скажет:
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
27 июля 1841 года на склоне Машука, недалеко от Пятигорска, сбылось предсказание акушерки: «Умрет не своей смертью!»…
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно – мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье..
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Его не любили (очень многие) и обожали (единицы), одни видели его глаза красными ( что было правдою), другие прекрасными ( что тоже было правдою), он был несносным, угрюмым, букой – он был душою общества…
Любовная лирика Лермонтова особенно красноречиво свидетельствует о том, что самое жаркое из всех человеческих чувств было для него не просто чувством тяготением к женщине – оно было для него верой, и утрата взаимности означала крушение веры. Даже в частотном словаре Лермонтова указано, что в его стихах слово любовь употреблялось 605 раз, друг – 428 раз, счастие – 301, слово – 542, мысль – 306, надежда – 263, власть – 105, свобода – 83.
Всю свою жизнь Лермонтов искал истинную любовь, женщину, способную понять и воспринимать его таким, какой он есть. К сожалению, ему этого не удалось. Ни с одной женщиной он не связал жизнь свою брачными узами. Любовь приносила ему горечь, разочарование и страдания! Но он все равно любил и надеялся!
Ираклий Андроников о Лермонтове: «Через всю жизнь проносим мы в душе образ этого человека – грустного, строгого, нежного, властного, скромного, язвительного, мечтательного, насмешливого, наделенного могучими страстями и волей и проницательным беспощадным умом. Поэта бессмертного и навсегда молодого».
Боюсь не смерти я. О нет!
Боюсь исчезнуть совершенно,
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет…
Но верь, о, верь моей любви!
Такой любви нельзя не верить,
Мой взор не скроет ничего;
С тобою грех мне лицемерить,
Ты слишком ангел для того.
Но вскоре юноша разочаровывается в своей избраннице…
Так я молил твоей любви,
Слезами горькими, с тоскою.
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою.
Осенью 1830 г. они расстались до конца 1834 г., когда вновь встретились в Петербурге. К этому времени в жизни обоих произошли большие изменения. Лермонтов стал офицером лейб-гвардии Гусарского полка, за Сушковой прочно установилась репутация кокетки. Она собиралась выйти замуж за Алексея Лопухина, друга Лермонтова. Родные Алексея были против этого брака. О намерениях Лопухина Лермонтов знал из писем Верещагиной, которая, считаясь подругой Екатерины, однако разделяла мнение своей родни на ее счет. Видимо, Верещагина и «благословила» Лермонтова на спасение «чрезвычайно молодого» Алексея от «слишком ранней женитьбы». От былой влюбленности Лермонтова к тому времени не осталось и следа. В письме к Марии Лопухиной, говоря о склонности ее брата к Екатерине, он дает Сушковой резкую характеристику: «Эта женщина — летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что они встречают! — было время, когда она мне нравилась, теперь она почти принуждает меня ухаживать за нею… но, я не знаю, есть что-то такое в ее манерах, в ее голосе, что-то жесткое, неровное, сломанное, что отталкивает…».
Изобразив
влюбленность в Екатерину Александровну, Лермонтов повел с нею расчетливую игру.
Не понимая этого, Сушкова, по ее словам, действительно в него влюбилась.
Позднее, объясняя свой отказ от «верного счастья» с Лопухиным, она писала: «Но я
безрассудная была в чаду, в угаре от его рукопожатий, нежных слов и страстных
взглядов… как было не вскружиться моей бедной голове!» Когда Лопухин вернулся в Москву, Лермонтов в письме к Верещагиной (весной 1835 г.) рассказал о ходе своей интрижке с Сушковой, заключив повествование так: «Теперь я не пишу романов — я их делаю. — Итак вы видите, что я хорошо отомстил за слезы, которые кокетство mlle S. заставило меня пролить 5 лет назад; о! Но мы все-таки еще не рассчитались: она заставила страдать сердце ребенка, а я только помучил самолюбие старой кокетки».
Эта интрига нашла отражение в незаконченной повести «Княгиня Лиговская», где Сушкова стала прототипом Елизаветы Николаевны Негуровой.
Среди юношеской лирики Лермонтова уже давно обращал на себя внимание ряд стихотворений 1830-1832 годов, объединенных темой любви и измены. Четыре стихотворения этого цикла озаглавлены инициалами Н.Ф.И.
Первое из этих стихотворений, обозначенное буквами «Н.Ф.И…вой», относится к 1830 году. «Любил с начала жизни я угрюмое уединение», - признается Лермонтов вдохновительнице этого задушевного обращения и делится с ней сомнениями, которые прежде бережно таил от других:
Счастливицы, мнил я, не поймут
Того, что не разберу ,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.
Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя сии листы,
Меня бы примирила ты
С людьми и с буйными страстями…
Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила его написать это стихотворение, было искренним и серьезным.
В стихотворении 1831 года « Романс к И.» молодой поэт снова обращается к этой девушке, как к верному своему другу, который сумеет, по его мысли, защитить и оправдать его в глазах «бесчувственной, светской толпы:
Когда я унесу в чужбину
Под небо южной стороны
Мою жестокую кручину,
Мои обманчивые сны,
И люди с злобной ядовитой
Осудят жизнь мою порой,
Ты будешь ли моей защитой
Перед бесчувственной толпой?
Из текста стихотворения, написанного летом 1831 года и адресованного Лермонтовым «К Н.И.», видно, что в их отношениях наступил трагический перелом. Новое посвящение начинается с горестного упрека:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Уязвленный изменой любимой девушки, Лермонтова вспоминает в этом стихотворении о прежнем:
Женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блажейнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть!
При внимательном чтении лирики 1831 года видно, что Лермонтов продолжал жестоко страдать от любви и ревности.
Я не хочу, чтоб сновиденье
Являло мне ее черты,-
Стихотворения эти раскрывают целую историю любви. В продолжение 1831 – 1832 годов Лермонтов постоянно обращается к этому драматическому эпизоду и посвящает ему «Виденье», «К***» («О, не скрывай, ты плакала о нем»), «Стансы» (Не могу на родине томиться»), «Гость. Быль.(Посвящается…)», «К***» («Я не унижусь пред тобою»). «Измученный тоскою и недугом», «Когда последнее мгновенье», «Сонет» (Я памятью живу с увядшими мечтами») и целый ряд других. Получается стихотворный дневник, в котором Лермонтов отмечает основные события этого горестного романа.
Инициалы Н.Ф.И. оставались нераскрытым в продолжение целого столетия потому, что А.Шан-Гирей и П.А.Висковатов не оставили для Ивановой Натальи Федоровне места в биографии Лермонтова, связав всю лирику 1831-1832 годов с именем Варвары Александровны Лопухиной.
ИВА́НОВА Наталья Федоровна (в замужестве Обрескова) (1813—75), Дочь драматурга Ф. Ф. Иванова.
«Открытие» Ивановой, естественно, повлекло за собой переадресацию юношеских лирических посланий. Кроме стихотворений, озаглавленных инициалами Н.Ф.Ивановой: «Н.Ф.И…вой», «Романс к И.», «К Н.И.», «Н.Ф.И.», к ней же, безусловно, относится еще тридцать одно стихотворение.
К ранней весне 1832 года относится большое прощальное послание «К***», в котором как бы подведен итог этому мучительному и напряженному чувству. С горестным упреком обратился на прощание поэт к еще недавно любимой им девушке:
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
тебе надежду юных дней,
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней...
…Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену? –
Ты знала: - я тебя не знал!
Возвышенная любовь, ирония над пережитыми чувствами, гордое самоутверждение, мучительное воспоминание о своей неразделенной любви выражены Лермонтовым в этом стихотворении с такой силой, с таким сознанием своего великого поэтического предназначения, что послание «К***» невольно останавливает внимание всякого, кто берет в руки томик юношеских стихотворений Лермонтова.
Около двух лет мучило Лермонтова неразделенное чувство к Н.Ф.И.
Стихотворениями, написанными весною 1832 года, заканчивается история юношеской любви, вдохновившей Лермонтова на создание этого «лирического дневника».
У Лермонтова есть множество стихов, когда они не посвящены как будто никому и в то же время мы чувствуем, что у них есть таинственный адресат, например «Сон» или «Валерик». Поэт обращается к любящему человеку, близкому, дорогому, но в то же время далекому и недоступному. Через всю свою жизнь поэт пронес одну-единственную, огромную, неизменную, глубокую любовь к одной женщине. Она, эта женщина, более всех других отвечала тому смутному, лазурному, небесному, что жило в душе поэта, она одна отвечала его душевному чистому идеалу. Но никогда и ни разу любящий поэт не обмолвился, ни одним словом не выдал имени любимой, а потом ее родные, зная о взаимной страсти двух молодых людей, крепко хранили секрет.
Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть;
Как я любил, как я страдал,
Тому судья лишь Бог да совесть!..
Лучший биограф Павел Висковатов пишет: « Изучая жизнь Лермонтова, я давно пришел к убеждению, что над ним господствовала глубокая и потому чистая и возвышенная страсть – источник наслаждения и горя. В 1880 году я наконец от родственников любимой им женщины, живущих в средней полосе России, получил первые точные сведения об ее отношении к поэту. Но я должен был дать обещание молчать». Прошло время, и мы без чувства вины можем раскрыть это имя.
Это была Варенька, Варенька Лопухина.
Из воспоминаний Акима Гирея: «Будучи студентом, он был страстно влюблен.. в молоденькую, милую, умную, как день, и восхитительную Варвару Александровну Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая… Как теперь помню ее ласковый взгляд и светлую улыбку. Эту любовь Лермонтов пронес через всю свою жизнь»
Они
познакомились весной 1831 года. Компания аристократической молодежи собиралась
ехать в Симонов монастырь ко Всенощной. Уселись на длинные «линейки»,
запряженные шестеркой лошадей, и покатили вверх по Арбату веселым караваном.
Случайно Лермонтов в этой поездке оказался рядом с Варенькой Лопухиной… С наступлением лета Лопухины поехали погостить в подмосковное имение к Столыпиным. Сюда же приехала и Елизавета Алексеевна Арсеньева с внуком. Уединенные прогулки в аллеях середниковского парка сблизили Вареньку с юным Лермонтовым.
А летом того же года они расстались. Лермонтов уезжал в Петербург. Словно предчувствуя, что они расстаются навсегда, что в будущем судьба подарит им всего лишь несколько коротких встреч, Варенька тяжело переживала предстоящую разлуку. Она призналась Лермонтову в любви, обещала ждать его возвращения. Чувством любви было переполнено и сердце поэта.
По приезде в Петербург он буквально засыпает письмами ее старшую сестру – Марию. Но адресованные старшей сестре письма предназначались для Вареньки. И читать их нужно, как говорят, между строк.
«Прощайте же, любезный друг, не говорю до свидания, потому что не надеюсь увидеть вас здесь. А между мною и милою Москвой стоят непреодолимые преграды, и, кажется, судьба с каждым днем воздвигает их все больше… теперь я более, чем когда-либо, буду нуждаться в ваших письмах; они доставят мне величайшую радость в моем заточении; он и одни могут связать мое прошлое и мое будущее, которые расходятся в разные стороны, оставляя между собой барьер из двух печальных тяжелых лет… возьмите на себя этот скучный, но милосердный подвиг, и вы спасете мне жизнь… Я прошу у вас не любезности, а благодеяния…»
В эти трудные дни образ Вареньки Лопухиной возникал перед ним не только в письмах, но и в стихах:
Однако, все ее движенья,
Улыбка, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты;
Но голос в душу проникает,
Как воспоминанье лучших дней…
Весной 1838 года он напишет письмо Марии Лопухиной и вложит в конверт стихи. Они будут обращены к ее младшей сестре. В них прозвучит страстная мольба о прощении и признание в страстной вечной любви. За этими стихами последуют и другие…
Вот как описывала образ Варвары её внучатая племянница О. Н. Трубецкая: «С портрета, оставшегося у меня в Москве, глядят большие, кроткие темные глаза, и весь облик ее овеян тихой грустью.
Характерная черта: тёмные глаза и светлые волосы, присутствует практически везде, разве что в стихотворении возможно более удачный эпитет «тёмные глаза» заменён поэтом на «быстрые». Впрочем, согласно исследованиям Н. П. Пахомова, к аналогичным исправлениям поэт прибегал и в «Герое нашего времени», когда родинка княжны Веры бывшая в автографе над бровью (как у Варвары Бахметьевой) в окончательном варианте переместилась на щёку, чтобы «отвести возможные догадки о чересчур близком сходстве».
По воспоминаниям родственников поэта, чувство любви к Лопухиной он сохранил до конца жизни. Недолгое время в Москве, когда Лермонтов учился в Московском университете, они встречались часто. Однако семья Лопухиных выступала против подобного брака. Главным противником выступал отец, Александр Николаевич Лопухин. Также против такого союза высказывалась сестра Варвары и подруга Лермонтова Мария.. В 1835 году Варвара Лопухина вышла замуж за действительного статского советника, богатого помещика Николая Фёдоровича Бахметева. Ему тогда было уже 37 лет, а Варваре только 20. По свидетельству троюродного брата Лермонтова Акима Шан-Гирея, тот при известии о свадьбе Лопухиной «изменился в лице и побледнел».
В этот момент была боль, но позже появилась акварель «Испанка» и это стихотворение:
Я понял, что душа ее была
Из тех, которым рано все понятно.
Для мук и счастия, для добра и зла
В них пищи много – только невозвратно
Они идут, куда их повела случайность,
Без раскаянья, упреков и жалобы
Им в жизни нет уроков,
Их чувствам повторяться не дано…
Лермонтов, мучимый ревностью, неоднократно выводил Бахметева в своих произведениях в образе смешного и недалёкого старика, намекая на неверность молодой жены. Однако все его язвительные выпады в сторону Николая Бахметева приходилось переносить его жене.
Бахметев также оказался ревнивым, и запретил жене даже говорить о Лермонтове, и приложил все усилия для уничтожения её переписки с поэтом, поэтому основным источником сведений об их отношениях после замужества является переписка поэта с Марией Лопухиной.
Вскоре
после замужества Варвара тяжело заболела. Уже в 1838 году во время последней её
встречи с поэтом Шан-Гирей описывал её так: «Боже мой, как болезненно сжалось
моё сердце при её виде! Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки, только
глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде». У четы Бахметевых был ребёнок, дочь Ольга (в замужестве Базилевская).
Неоднократно Варвара Александровна выезжала вместе с мужем за границу, на лечение, но в 1841 году после гибели поэта её здоровье ещё ухудшилось. Осенью 1841 года её сестра Мария писала: «Последние известия о моей сестре Бахметевой поистине печальны. Она вновь больна, её нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву — она отказалась, за границу — отказалась и заявила, что решительно не желает больше лечиться. Может быть я ошибаюсь, но я отношу это расстройство к смерти Мишеля».
В 1851 году в возрасте 36 лет Варвара Бахметева скончалась. Похоронили её в Малом соборе Донского монастыря.
Чувство к ней Лермонтова оказалось самым сильным и продолжительным. Лопухина была адресатом или прототипом как в ранних стихах ["К Лермонтов" ("У ног других не забывал...", 1831), "Она не гордой красотою...", 1832, и другие], так и в поздних произведениях: "Валерик", посвящение к VI редакции "Демона"; образ ее проходит в стихотворении "Нет, не тебя так пылко я люблю", в "Княгине Лиговской" (Вера).
Как вспоминает Аким Шан – Гирей, зимой 1839 года Михаил Юрьевич был сильно заинтересован княгиней М.А. Щербатовой. Сам Аким с Марией Алексеевной познакомится не успел. Но со слов кузена знал, что в 19 лет вдова хороша так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А.И. Тургенев в своем дневнике писал: « Был у княгини Щербатовой. Сквозь слёзы смеётся. Любит Лермонтова». Но Лермонтов не знал, любила ли она его. Но он, если бы мог, подарил ей всю землю. Вся теплота любви сосредоточилась в нем одном. Лермонтов говорил Щербатовой: «Мне грустно, что я вас люблю, и знаю, что за этот легкий день нам придется дорого рассчитаться».
Мария Алексеевна Щербатова (род. около 1820 г.) была дочерью украинского помещика Алексея Петровича Штерича. Воспитывалась в Петербурге, в семье мачехи своего отца. В 1837 г. она вышла замуж за князя Александра Михайловича Щербатова (1810 — 1838).
Возможно, что Лермонтов познакомился с М. А. Щербатовой у Карамзиных в 1839 г. Поэт стал бывать в этом литературном салоне начиная со 2 сентября 1838 г.
В феврале 1840 на балу у графини Лаваль у Лермонтова произошло столкновение с сыном французского посланника Э. Барантом;Н. М. Смирнов в «Памятных заметках» также рассказывает: «...он влюбился во вдову княгиню Щербатову за которою волочился сын французского посла барона Баранта. Соперничество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Барантом... Они дрались...».
Шан-Гирей пишет далее, что «слишком явное предпочтение, оказанное на бале счастливому сопернику, взорвало Баранта и на завтра назначена была встреча».
18 февраля состоялась дуэль, окончившаяся примирением.
В феврале, еще ничего не зная о дуэли, видимо, после какой-то размолвки с Лермонтовым, Мария уехала в Москву. В Москве и получила два страшных известия. Третьего марта умер ее маленький сын, пятого – похоронен, а через неделю, одиннадцатого марта 1840 года, командир гвардейского корпуса Великий князь Михаил подписал приказ об аресте Лермонтова за дуэль с де Барантом.
21
марта 1840 года. Запись в дневнике Щербатовой: «Что меня бесконечно огорчает,
это отчаяние госпожи Арсеньевой, этой чудесной старушки, которая, вероятно, меня
ненавидит, хотя никогда меня не видела. Я уверена, что она осуждает меня, но
если бы она знала, насколько я сама раздавлена под тяжестью того, что только
узнала. Я всегда придерживаюсь моего старинного правила: Женщина, замешанная в
каких-то слухах, самых нелепых, самых неправдоподобных, всегда виновата. … И представьте себе, моя дорогая Антуанетта, что я всё перенесла. И я считаю себя способной перенести ещё столько же. Иногда я боюсь самой себя. Плачу я редко, но иногда из груди моей вырывается отчаянный смех. Как вызов судьбе, и тогда! Тогда я атеистка, я сомневаюсь во всём. Я чувствую несправедливость бога».
Машенька Штерич-Щербатова убеждена, что бабушка Лермонтова её ненавидит. На самом деле отношение Елизаветы Арсеньевой и к поведению внука, и к его дуэльной истории, и к женщине, в которой он, по словам Акима, заинтересован, намного сложнее. Всю жизнь опасавшаяся, что внука женит на себе какая-нибудь франтиха, прочитав с подачи Акима, посвящённые Марии Алексеевне Щербатовой стихи, Арсеньева почти смирилась с такой переменой в их жизни. Женитьба, по столыпинским понятиям,- солидная причина, чтобы просить отставку. Петербург ей не по летам и не по здоровью, да и внуку во вред: то грипп, то простуда..
Лермонтов тем не менее был предан военному суду; под арестом его навещают друзья и литературные знакомые. Под арестом состоялось новое объяснение Лермонтов с Барантом, ухудшившее ход дела. В апреле 1840 был отдан приказ о переводе поэта в Тенгинский пехотный полк в действующую армию на Кавказ.
Между тем поэт посвятил ей стихотворения «Молитва» («В минуту жизни трудную») и «<М. А. Щербатовой>».
А. О. Смирнова вспоминает о том, при каких обстоятельствах написано было Лермонтовым стихотворение «Молитва»: «Машенька велела ему молиться, когда у него тоска. Он <...> обещал и написал ей эти стихи: В минуту жизни трудную...».
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
А. О. Смирнова пишет, что жизнь М. А. Щербатовой была осложнена и теми сплетнями, злословием на ее счет, которые были связаны прежде всего с ее неудачным браком и завещанием покойного мужа князя А. М. Щербатова. Отголоски светских сплетен и пересудов на эту тему сохранились в воспоминаниях современников.
И поэт имел право, восхищаясь стойким характером и независимостью М. А. Щербатовой, написать о ней:
Как ночи Украйны
В мерцании звезд незакатных,
Исполнены тайны
Слова ее уст ароматных,
Прозрачный и синий,
Как небо тех стран, ее глазки,
Как ветер пустыни,
И нежат, и жгут ее ласки.
И зреющей сливы
Румянец на щечках пушистых
И солнца отливы
Играют в кудрях золотистых.
И следуя строго
Печальной отчизны примеру,
В надежду на Бога
Хранит она детскую веру;
Если внимательно вглядеться в этот портрет, нельзя не отметить, что в Машеньке Штерич, какой ее написал Лермонтов в зиму 1839 года, поразительно много деталей, роднящих ее с портретистом.
Как и Мария Алексеевна, Лермонтов переносит и насмешки, и зло – «в гордом покое». Как и она, он променял уединенную жизнь в Тарханах или в Москве на светские цепи и оковы службы царской. И все-таки остался чужим в ледяной петербургской среде. Да и вера его в Бога тоже какая- то детская.
«Исполнены тайны слова ее уст ароматных…» Тайны исполнены и стихи Лермонтова! Следует отметить, что, создавая портрет милой ему женщины, Лермонтов пользуется теми же красками и даже образами, какие пленяют его в родимой природе. И наконец, как и Машенька Штерич, Лермонтов от дерзких взоров красавиц не воспламеняется. Вот ведь и Варвару Лопухину полюбил не скоро, а разлюбить не мог, даже сильно увлекшись молодой и прелестной вдовой…
Я к вам пишу случайно; право,
Не знаю, как и для чего.
Я потерял уж это право…
И что скажу вам? –ничего!
Что помню вас? – но, боже правый,
Вы это знаете давно:
И вам, конечно, все равно.
И знать вам также нету нужды,
Где я? Что я? В какой глуши?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню – да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, - но вас
Забыть мне было невозможно…
Впрочем, выбирал Лермонтов не между новой влюбленностью и старой любовью. Он снова делал решительный шаг, разворачивал свою жизнь в новом направлении – и снова мучился, что приносит столько горя и беспокойства тем, кто его верно и самоотверженно любит: бабушке, Машеньке Штерич…
В июне Лермонтов прибыл в Ставрополь, в главную квартиру командующего войсками Кавказской линии генерала П. X. Граббе. В это время царь в своем личном письме писал: «Счастливого пути, господин Лермонтов!»
Дни Лермонтова были уже сочтены…
В кровопролитных боях на Кавказе Михаил Юрьевич проявлял хладнокровие и отменное мужество. Он, о котором в петербургских салонах вспоминали с неприязнью, был душою солдатских компаний.
А царь тем временем распорядился, чтобы поэта не отпускали от фронта и не давали случая отличиться. Поэту оставалось надеяться только на рану…
В
то время, когда Лермонтов после короткого отпуска, разрешенного ему для свидания
с бабушкой, в последний раз уезжал из Петербурга в кавказскую ссылку, в печати
появился сборник его стихотворений и отзывы о нем. Срок пребывания в столице
кончился: Бенкендорф предписал поэту покинуть столицу в 48 часов. Летом 1841 года в Пятигорске Лермонтов встретил свою кузину Екатерину Григорьевну Быховец. По свидетельству близких поэту людей, она была очень похожа на Лопухину. И уже перед самой гибелью, обращаясь к кузине, искренне скажет:
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
27 июля 1841 года на склоне Машука, недалеко от Пятигорска, сбылось предсказание акушерки: «Умрет не своей смертью!»…
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно – мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье..
Но в мире новом друг друга они не узнали.
Его не любили (очень многие) и обожали (единицы), одни видели его глаза красными ( что было правдою), другие прекрасными ( что тоже было правдою), он был несносным, угрюмым, букой – он был душою общества…
Любовная лирика Лермонтова особенно красноречиво свидетельствует о том, что самое жаркое из всех человеческих чувств было для него не просто чувством тяготением к женщине – оно было для него верой, и утрата взаимности означала крушение веры. Даже в частотном словаре Лермонтова указано, что в его стихах слово любовь употреблялось 605 раз, друг – 428 раз, счастие – 301, слово – 542, мысль – 306, надежда – 263, власть – 105, свобода – 83.
Всю свою жизнь Лермонтов искал истинную любовь, женщину, способную понять и воспринимать его таким, какой он есть. К сожалению, ему этого не удалось. Ни с одной женщиной он не связал жизнь свою брачными узами. Любовь приносила ему горечь, разочарование и страдания! Но он все равно любил и надеялся!
Ираклий Андроников о Лермонтове: «Через всю жизнь проносим мы в душе образ этого человека – грустного, строгого, нежного, властного, скромного, язвительного, мечтательного, насмешливого, наделенного могучими страстями и волей и проницательным беспощадным умом. Поэта бессмертного и навсегда молодого».
Боюсь не смерти я. О нет!
Боюсь исчезнуть совершенно,
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет…
Комментариев нет:
Отправить комментарий