ЭРНЕСТ МИЛЛЕР ХЕМИНГУЭЙ

  (1899—1961)
Американский писатель. Его перу принадлежат романы «Фиеста» (1926), «Прощай, оружие!» (1929), «По ком звонит колокол» (1940), повесть-притча «Старик и море» (1952, Пулитцеровская премия), мемуары «Смерть в полдень» (1932). Нобелевский лауреат (1954). Его прозу отличают внешняя простота, строгая объективность, сдержанный лиризм, скрытонапряженный диалог.

Эрнест Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в маленьком городке Оук-Парк, штата Иллинойс, фактически пригороде Чикаго.

Семья была уважаемой и интеллигентной. Холлы – родители матери Хемингуэя, принадлежали к элите местного общества, были людьми состоятельными и религиозными. Их дочь Грейс Холл выделялась музыкальной одаренностью, собиралась выступать с концертами, однако замужество вынудило расстаться с этой мечтой. Отец будущего писателя Кларенс Хемингуэй окончил медицинский колледж, выбрал карьеру врача.

Всего в семье Хемингуэя было шестеро детей. Первой родилась Марселина, через год появился на свет Эрнест, за ним последовали Урсула, Кэрол, Маделин. Младший брат Лестер был моложе Эрнеста на 16 лет. В детстве будущего писателя окружали достаток и внимание.

Эрнесту было пять лет, когда умер дед по материнской линии, который оставил большое состояние. Деньги ушли на постройку нового 15-комнатного дома с музыкальным салоном.

В июне 1917 года Эрнест закончил школу. Младший брат отца Тайлер, крупный лесопромышленник, предложил ему приехать в Канзас-Сити и поработать в местной газете. Работа репортера в «Канзас-Сити стар» пришлась по душе Хемингуэю, но он мечтал отправиться на фронт.

В конце апреля 1918 года Эрнест с группой молодых людей отплыл из Нью-Йорка на борту лайнера «Чикаго». Они высадились в Бордо, затем переехали в Париж.

Летом 1918 года юный Эрнест Хемингуэй отправился в Италию, терзаемую в то время кровопролитными боями. Начинающий 19-летний писатель бросился в пучину войны, которая виделась ему сказочным и романтическим футбольным матчем. Для него это был также удобный повод бежать из семьи, от тиранической власти матери, которая продолжала обращаться с ним, как с ребенком. Признанный негодным к военной службе из-за слабого зрения левого глаза, Эрнест Хемингуэй в конце концов обратился в Красный Крест, куда его охотно приняли. За высокий рост и внушительную внешность, его назначили старшим взвода добровольцев Красного Креста на параде, прошедшем по Пятой авеню перед Вудро Вильсоном, президентом Соединенных Штатов.

На севере Италии, на фронте Пьяве, спеси у неистового «вояки» поубавилось. Работа на кухне, раздача пайков солдатам, эвакуация раненых и убитых – задачи малоприятные и неблагодарные. Однажды, когда Эрнест находился в укрытии, в метре от него упал снаряд. Хемингуэя доставили в полевой госпиталь, перевязали, подлечили, а затем на поезде отправили в Милан, где из него удалили последние осколки. По его словам, в него будто бы попало 227 осколков снаряда, но, невзирая на жестокую боль, он якобы выполз наружу, чтобы спасти какого-то итальянского солдата. «Я первый американец, раненный в Италии», – гордо сообщил он в письме домой.

Госпиталь Красного Креста в Милане располагался в большом красивом доме в нескольких метрах от знаменитого театра «Ла Скала». Здесь Хемингуэй встретился с прекрасной, обворожительной Агнессой фон Куровски. Агнесса, родившаяся в Пенсильвании 5 января 1892 года, была на семь лет старше Хемингуэя. Ее отец, польско-немецкого происхождения, эмигрировав в США, преподавал иностранный язык в школе Берлиц в Нью-Йорке, а дед матери Сэмюэль Бекли Холаберд был выдающимся военным деятелем. Агнесса получила независимое, весьма современное воспитание. В 1910 году после смерти отца она нашла место в библиотеке, но тяготилась однообразием работы. «Меня инстинктивно влекло к чему-то более интересному, – говорила она впоследствии. – Вот почему я решила учиться на медсестру. В июле 1917 года, получив диплом, я попросила отправить меня в Европу».

Хемингуэя неудержимо влекло к умной, тонкой, полной юмора Агнессе фон Куровски. Но она была достаточно проницательна, чтобы понять инфантильность его характера, его бессознательное подчинение матери, которая безраздельно властвует над своим сыном-бунтарем. Узнав в 1961 году о самоубийстве писателя на его ранчо в Кетчуме, Агнесса мало удивилась. «Это было в нем заложено», – с грустью констатировала она.

Молодые люди были в восторге от этой красивой молодой женщины с каштановыми волосами и прямым взглядом, которая открыто заявляла, что хочет наслаждаться жизнью и особенно обществом мужчин. Не намеренный ни с кем делить свою победу, он разбушевался, когда она в один прекрасный день объявила, что едет отдохнуть в Стрезу. Хемингуэй топтал свою одежду, грубил сестрам, притворно намеревался вернуть Агнессе кольцо, которое она ему только что подарила. Кольцо, которое явно указывало, что их любовь – уже не мимолетное увлечение.

Она старалась изменить его привычки. Разве он не обещал ей впредь выпивать только одну рюмку анисовки за покером со своими товарищами? Она влюблена, но не слепа. Она часто критиковала неустойчивый, даже несправедливый и злой характер Хемингуэя. И, главное, эгоистичный. Их разница в возрасте никогда не представляла препятствия. «Он хотя бы думал, как отреагирует его семья, если я соглашусь выйти за него?» – спрашивала себя Агнесса. Застолья вокруг блюда тальятелле и оплетенных бутылок вальполичеллы, пляски пьяных солдат, расцененные администрацией госпиталя как «крайне вульгарные», по-прежнему представлялись ему продолжением не ограниченных временем каникул, вдалеке от ужасов войны, способом оттянуть вступление в зрелость, которая подсознательно его страшило. В письмах к родным Хемингуэй ничего не сообщал о своих амурных делах. Может быть, он опасался протестов матери? Может быть, он считал, что эта история касается только его? Имя Агнессы фон Куровски никогда не упоминалось.

Агнесса вовсе не была наивной девушкой, и Хемингуэй проявлял неосторожность, отдаваясь сладостной эйфории любви. Когда она говорила ему о разрыве со своим нью-йоркским «женихом», его радости не было предела. «Она меня любит, Билл», – с пылкостью писал он одному своему другу, предложив ему быть шафером на его свадьбе с Агнессой в Соединенных Штатах.

Однако его первые сексуальные опыты были более чем робкими. В своих связях с женщинами, зачастую продажными, он всегда играл роль подчиненного. Родители Хемингуэя рассказывали, что он начал встречаться с девочками довольно поздно, в старших классах школы. Хемингуэй как-то сравнил сексуальные отношения с ездой на велосипеде, чем больше человек этим занимается, тем лучше это у него получается. Агнесса фон Куровски, первая и главная наставница, способствовала его половой «апатии». Секс, пьянство, лень, чтение, прогулки с Агнессой под аркадами галереи – Хемингуэй с наслаждением входил в образ «любимчика» медсестры. Но в ноябре 1918 года произошло внезапное событие, которое трудно назвать перемирием. Агнессу перевели в госпиталь во Флоренции. 11 ноября, через 10 дней после отъезда, она возвратилась в Милан. Хемингуэй был в отчаянии. Он требовал, чтобы она окончательно соединилась с ним. Она уклонилась от прямого ответа, хотя клялась ждать его. Она опять уехала во Флоренцию, там свирепствовала испанка.

В Милане он с нетерпением ждал ее писем. «Я по вам скучаю. Я испытываю ужасный голод по вам. Я ничего не забыла из тех ночей… Во время работы мои мысли улетают к вам, и тогда я оказываюсь в полном замешательстве. Мне хотелось бы быть с вами…» В письмах Агнессы множество подробностей о ее повседневной жизни, материнских советов «малышу» о том, как поддерживать себя в добром здравии, и едва прикрытых намеков на ее любовные связи с красивыми итальянскими офицерами. Разумно ли связывать свою судьбу с иностранцем? Хемингуэй не желал ничего понимать. Прими он хотя бы во внимание предложение Агнессы: «Если вы вдруг перестанете мне писать, так тому и быть. Ни слез, ни сожалений», – и они смогли бы оставаться добрыми друзьями и только с нежностью вспоминать неповторимые моменты.

В январе 1919 года Хемингуэй возвратился наконец в Соединенные Штаты. Юноша изменился. Он возмужал и, вопреки своей похвальбе, нес на себе явный отпечаток страданий, перенесенных на войне. Все так же одержимый Агнессой, он отдался эйфории приема, оказанного ему жителями Оук-Парка, его родного города, семьей, которой довелось услышать весьма приукрашенную версию подвигов и ранений. Когда закончились парады, патриотические речи, интервью, Хемингуэй вновь обрел общество своего отца, доктора Кларенса Хемингуэя. Образец мужественности, идеализированный сыном, доктор Кларенс в 1928 году не удержался от непродуманных финансовых спекуляций и покончил с собой.

Эрнест продолжал переписываться с Агнессой. «Не надо мне столько писать», – предупреждала она его. 1 марта 1919 года в том же письме она уверяла: «Я вовсе не та совершенная женщина, которую вы себе воображаете. Моя истинная натура, та, что всегда была собственно моей, начинает проявлять себя. Я ощущаю себя очень «cattiva» (злой), так что прощай, малыш. Не сердитесь и всего хорошего. С любовью, Агги». Она бросила его. Он так был этим удручен, что слег с сильным приступом лихорадки. Марселина, сестра Хемингуэя и вернейшая союзница их матери Грейс, торжествовали. Без снисхождения наблюдая за похождениями брата, они не питали к медсестре никаких благодушных чувств, хотя ни разу ее не видели. А Хемингуэй, лежа «на одре страдания», обдумывал отмщение.

15 июня пришло письмо от молодой женщины. Ее любовник порвал с ней… Хемингуэй растаял от сострадания: «Бедная девочка!» Но этот порыв длился недолго: «Ничего не могу поделать. Я ее любил, а потом она меня обманула». «Я уверена в вас. Вы будете благоразумны, – написала ему Агнесса, – перед вами открывается замечательная карьера, которую заслуживает такой человек, как вы. Я этого вам желаю от всего сердца, со всею любовью».

Не сразу Хемингуэй смог избавиться от отчаяния, он искал забвения в алкоголе. И лишь некоторое облегчение нашел в писательском труде. Постепенно красивое лицо Агнессы окутывалось дымкой забвения.

Жизнь очень рано столкнула его со смертью, и он много писал о ней. Это и насильственная смерть охотника, матадора, и смерть от болезни, и массовая гибель людей на войне. Отношение к смерти у него было сложное. Его интересовали, как ведут себя люди перед лицом страданий и смерти, как принимают смерть.

В январе 1919 года Хемингуэй познакомился с Хедли Ричардсон, начинающей пианисткой, уроженкой Сент-Луиса. Хедли была старше Хемингуэя на 7 лет. Она только что похоронила мать, за которой старательно ухаживала, и чувствовала себя одинокой. Высокая, стройная, с приятной внешностью, Хедли была музыкальна, начитана, отличалась ровным характером. В сентябре молодые люди поженились.

В конце 1922 года Хемингуэй, находившись в Париже, получил задание от газеты – срочно отправиться в Константинополь для освещения греко-турецкого конфликта. Это была вторая война, свидетелем которой стал Хемингуэй. К великой радости Хедли, он скоро вернулся невредимым с Ближнего Востока.

В 1926 году в жизнь писателя вошла новая женщина – Полина Пфейфер, молодая богатая американка, дочь промышленника, президента компании по производству пива в Арканзасе. Вместе с сестрой Вирджинией она жила в Париже, где работала редактором местного журнала «Мода». Девушки стали часто бывать в доме у Хемингуэя. Скромно одетая и поглощенная семейными делами, Хедли не выдержала конкуренции.

Оформив развод с Хедли, писатель постарался обеспечить материально ее и сына, выделив им все доходы от романа «И восходит солнце». До конца своей жизни Эрнест считал развод с Хедли «величайшим грехом» своей жизни.

Любовь к женщине нередко служила источников вдохновения для Хемингуэя. Агнесса фон Куровски была вдохновительницей романа «Прощай, оружие!», Марта Геллхорн, третья женщина писателя, – романа «По ком звонит колокол», молодой итальянке Андриане Иванчич он посвятил «Старик и море». Дафф Туизден, в отличие от Полины Пфейфер, не решилась, однако, вторгнуться в семейную жизнь Хемингуэя.

Во время близости с женщинами Хемингуэй не любил пользоваться противозачаточными средствами и предпочитал иметь дело с теми, которые «были согласны пойти на риск». Во время сексуального акта писатель часто бывал не на высоте, а иногда даже страдал от импотенции, которую вызывали часто возникающие стрессовые ситуации.

Хемингуэй любил похвастаться своими приключениями, уверяя, что его любовницами было множество женщин, включая Мату Хари, итальянских графинь, греческую принцессу и проституток, с которыми он особенно часто имел дело в молодости и во время проживания в Гаване. Некоторые современники, среди которых и писательница Гертруда Стайн, подвергали сомнению то, в чем Хемингуэй пытался всех убедить. Однажды он заявил: «Знаю я этих женщин. Любая женщина – это всегда масса проблем».

В конце мая 1928 года Эрнест вместе с Полиной навестил ее родителей в городе Пиготт в Арканзасе, после чего Полина отправилась к его родителям. В июне, находясь в Канзас-Сити, она родила второго сына, которого назвали Патрик. Всю вторую половину года Эрнест путешествовал по стране, был на Западе, в Нью-Йорке. В это время Хемингуэй был уже известным писателем. К нему часто приезжали посетители, с ним искали знакомств.

Сменив несколько квартир, Хемингуэй в декабре 1931 года стал хозяином купленного им красивого двухэтажного особняка. Полина Пфейфер заботилась о том, чтобы в доме был уют. Она вложила немало средств и сил в оформление интерьера особняка. Дом постоянно модернизировался, в 1938 году по инициативе Полины в саду был построен бассейн с морской водой.

В ноябре 1931 года у Полины родился мальчик, которого назвали Грегори. Так Эрнест Хемингуэй стал отцом троих сыновей. Официально, по документам, семейная жизнь Хемингуэя с Полиной продолжалась двенадцать лет, хотя они перестали жить друг с другом намного раньше. Их брак оказался непрочным, в том числе по причине сексуальной неудовлетворенности Хемингуэя, который был вынужден постоянно использовать метод прерванного полового акта, ибо католическое воспитание Полины запрещало применение каких-либо противозачаточных и профилактических средств.

В сентябре этого же года во время поездки в Нью-Йорк он познакомился с четой Мейсонов, Джейн и Грантом. Это были богатые люди. В момент знакомства с Хемингуэем Джейн было 22 года. Она отличалась классической красотой. Президент Кулидж назвал ее самой привлекательной женщиной, когда-либо посетившей Белый дом. Полина не без тревоги наблюдала за развитием событий, однако не предпринимала решительных шагов. Писатель, видимо, не собирался связывать свою судьбу с Джейн, в которой его раздражали тяга к роскоши и неуравновешенный характер. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством, выпрыгнув со второго этажа.

После опубликования сборника «Победитель не получает ничего» Хемингуэй смог осуществить свою давнюю мечту – отправиться в Британскую Восточную Африку на охоту. В середине 1934 года в разгар сафари Хемингуэй заболел острой формой амебной дизентерии. Его пришлось вывозить из лагеря на самолете. После недельного интенсивного лечения Эрнест возвратился в Танганьику, где пробыл, пока не наступил сезон дождей. Его трофеи составили три убитых льва, один буйвол и двадцать семь разных животных. В письмах он писал о целом гареме негритянок, который завел в Африке.

В Мадриде во время гражданской войны в Испании писатель познакомился с Мартой Геллхорн, молодой одаренной журналисткой. Марта была на девять лет моложе Хемингуэя. Они быстро сблизились, но их взаимная страсть остыла довольно быстро после того, как они стали мужем и женой. В 1945 году они развелись. Это был самый непродолжительный брак Хемингуэя. Они с Мартой были совершенно разными людьми и не подходили друг другу. Эрнесту не нравилась независимость Марты (она сама довольно неплохо писала) и ее острый язык. Он ожидал от партнерши слепого поклонения, восхищения, покорности, а Марта отнюдь не была покорной и уступчивой.

В марте 1945 года писатель из Парижа переехал на Кубу. Исход войны был ясен, и Хемингуэй надеялся вернуться к писательскому труду. На Кубе он погрузился в хозяйственные заботы. На своей усадьбе он даже написал «Э. Хемингуэй. Писатель и фермер».

Вскоре на Кубу прилетела Мэри, с которой писатель был давно знаком, а теперь решил оформить брак. Терпеливая, красивая Мэри была на девять лет моложе Эрнеста и относилась к мужу с почтением, если не с благоговением. Он называл ее своей «карманной картиной Рубенса». Она закрывала глаза на шалости мужа, который продолжал флиртовать с женщинами.

На вилле часто гостили его младшие сыновья, Патрик и Грегори, к которым присоединился Джон, вернувшийся из плена. Отец гордился старшим сыном и рассказывал, что рана и шрам на его правом плече были размером с крупное яблоко.

В конце октября 1954 году писатель получил известие о присуждении ему Нобелевской премии. По состоянию здоровья он не мог присутствовать на церемонии вручения награды. В Стокгольме его представлял американский посол в Швеции Джон Кэбот, который зачитал приветствие Хемингуэя. В нем писатель сообщал, что принимает награду «со смирением», и высказал мысль о том, что «жизнь писателя, когда он на высоте, протекает в одиночестве».

Несмотря на ухудшающееся здоровье, тяжелое физическое и психическое состояние, писатель вел трудную борьбу с самим собой, пытаясь сохранить творческую форму. «Все работе и ничего развлечениям», – говорил он.

У писателя начали учащаться периоды депрессии. Сознание того, что ему становится все труднее писать, отказывает память, было столь мучительным, что порой Хемингуэй не мог сдержать слез.

Однажды Мэри спустилась на первый этаж и заметила в руках мужа ружье, которое он собирался зарядить. Муж явно покушался на самоубийство. Мэри начала его уговаривать не делать этого, напоминала о его мужестве, о троих сыновьях.

В конце апреля Хемингуэя направили в клинику. Там писателя подвергли интенсивному лечению, в том числе и электрошоку. Эта процедура ослабила волю писателя и пагубно сказалась на его памяти.

В конце июня он потребовал отправить его домой. Его выписали, хотя Мэри и просила не делать этого. Преодолев на машине 1700 километров, они вернулись в Кетчум. Это было 30 июня. На следующий день супруги Хемингуэй встретились со своими друзьями. Казалось, ничто не предвещало беды.

2 июля 1961 года, в воскресенье, Хемингуэй встал, как всегда, рано. В доме еще все спали. Писатель одел свой красный халат, который в шутку называл, «императорским», и спустился в подвал дома. Там находилась комната, где хранилось оружие. Дверь оказалась запертой. Хемингуэй нашел ключи, выбрал двуствольное ружье, вложил в него два патрона и поднялся в свой кабинет. Тут он приставил дуло к голове и нажал на курок.

6 июля в полдень его похоронили в Солнечной долине, где он любил охотиться, на склоне зеленого холма, в виду далеких гор…

Согласно его завещанию, дом на Кубе и все, что было собрано в нем более чем за двадцать лет, – книги, картины, произведения прикладного искусства, охотничьи трофеи, а также знаменитая старая пишущая машинка были переданы его вдовой Мэри Хемингуэй в дар кубинскому народу.