Рюноскэ Акутагава. Как верил Бисэй

 
 Бисэй стоял под мостом и ждал ее.
     Наверху,  над ним, за  высокими каменными перилами, наполовину обвитыми
плющом, по временам мелькали полы белых одежд проходивших по мосту прохожих,
освещенные  ярким заходящим  солнцем и чуть-чуть колыхающиеся на ветру...  А
она все не шла.
     Бисэй с легким  нетерпением  подошел  к самой воде и  стал  смотреть на
спокойную реку, по которой не двигалась ни одна лодка.
     Вдоль  реки  сплошной  стеной  рос  зеленый тростник, а над  тростником
кое-где круглились густые  купы ив.  И хотя  река была широкая,  поверхность
воды,  стиснутая  тростниками,  казалась узкой.  Лента чистой  воды,  золотя
отражение   единственного   перламутрового   облачка,   тихо   вилась  среди
тростников... А она все не шла.
     Бисэй отошел от воды и, шагая  взад  и вперед по неширокой отмели, стал
прислушиваться к медленно наполнявшейся сумраком тишине.
     На  мосту  движение уже  затихло. Ни  звука шагов, ни  стука копыт,  ни
дребезжанья  тележек  -  оттуда не  слышалось  ничего.  Шелест  ветра, шорох
тростника,  плеск воды... потом  где-то пронзительно закричала цапля.  Бисэй
остановился: видимо, начался  прилив,  вода, набегающая на  илистую  отмель,
сверкала ближе, чем раньше... А она все не шла.
     Сердито  нахмурившись, Бисэй стал быстрыми шагами ходить  по полутемной
отмели  под  мостом. Тем временем  вода  потихоньку, шаг за шагом  затопляла
отмель. И его кожи коснулась прохлада тины  и свежесть воды. Он поднял глаза
-  на мосту яркий блеск заходящего солнца уже потух, и на бледно-зеленоватом
закатном небе чернел четко вырезанный силуэт каменных перил... А она все  не
шла.
     Бисэй наконец остановился.
     Вода, уже лизнув его ноги,  сверкая блеском  холодней, чем блеск стали,
медленно  разливалась  под   мостом.  Несомненно,  не  прошло  и  часа,  как
безжалостный прилив зальет ему и  колени, и  живот,  и грудь. Нет,  вода уже
выше и выше, и вот уже его колени скрылись под волнами реки... А  она все не
шла.
     Бисэй с последней искрой надежды снова и снова устремлял  взор  к небу,
на мост.
     Над  водой,  заливавшей  его  по грудь, давно  уже  сгустилась вечерняя
синева, и сквозь призрачный туман  доносился печальный  шелест листвы  ив  и
густого тростника.  И  вдруг, задев Бисэя  за нос, сверкнула  белым  брюшком
выскочившая из  воды  рыбка и  промелькнула над его  головой. Высоко  в небе
зажглись пока еще редкие звезды. И даже силуэт обвитых  плющом перил растаял
в быстро надвигавшейся темноте... А она все не шла.
     В полночь, когда лунный свет заливал тростник и ивы вдоль  реки, вода и
ветерок, тихонько перешептываясь, бережно  понесли тело Бисэя из-под моста в
море.  Но дух  Бисэя  устремился к сердцу неба, к  печальному лунному свету,
может  быть  потому, что  он  был влюблен.  Тайно  покинув  тело, он  плавно
поднялся  в бледно светлеющее  небо, совсем так же, как бесшумно поднимается
от реки запах тины, свежесть воды...
     А потом, через много тысяч лет, этому духу,  претерпевшему бесчисленные
превращения, вновь была доверена человеческая жизнь. Это и есть дух, который
живет во  мне,  вот  в таком, какой  я есть. Поэтому, пусть я родился в наше
время,  все  же я не  способен ни к  чему путному:  и днем и ночью  я живу в
мечтах и только жду, что придет что-то удивительное. Совсем так, как Бисэй в
сумерках под мостом ждал возлюбленную, которая никогда не придет.

     Сентябрь 1919 г.