Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём......
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём......
Я человек, я посредине мира,
За мною - мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост -
Два берега связующие море,
Два космоса соединивший мост.
Я Нестор, летописец мезозоя,
Времен грядущих я Иеремия.
Держа в руках часы и календарь,
Я в будущее втянут, как Россия,
И прошлое кляну, как нищий царь.
Я больше мертвецов о смерти знаю,
Я из живого самое живое.
И - Боже мой! - какой-то мотылек,
Как девочка, смеется надо мною,
Как золотого шелка лоскуток.
За мною - мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост -
Два берега связующие море,
Два космоса соединивший мост.
Я Нестор, летописец мезозоя,
Времен грядущих я Иеремия.
Держа в руках часы и календарь,
Я в будущее втянут, как Россия,
И прошлое кляну, как нищий царь.
Я больше мертвецов о смерти знаю,
Я из живого самое живое.
И - Боже мой! - какой-то мотылек,
Как девочка, смеется надо мною,
Как золотого шелка лоскуток.
Крошечный,
с ноготок, серый мотылек сел на скамейку, на малое свободное
пространство между мною и Тарковским, и отчаянно засемафорил своими
крылышками, складывая и распахивая их.
Что это значит? кому он посылает свой сигнал? Минуту-другую смотрел на него, потом поднял глаза на поэта. Арсений Александрович плакал... Только что спокойный, неприступно-запахнутый в свой внутренний мир, рассеянно посматривающий на клумбы и деревья, он, глядя на мотылька, плакал - тихо, ручьисто, чисто, безотрадно... Я шевельнулся, полагая, что ему, возможно, пригодилась бы моя помощь или утешение, но он, двинув бровями и заплаканными глазами, заставил меня вновь застыть изваянием, пока этот неба лоскуток не улетел восвояси...
Размышляя о том, что мне только что довелось подсмотреть его странность и необычность, я, ни о чем его не спрашивая, скорее почувствовал, чем подумал: ему так дорог этот мир (в котором он знал все запахи, звуки, названия трав и оттенки чувств, который воспринимал гораздо более чувственно, полно и пластично, чем, возможно, любой из тех, кого я знаю), что он испытывает глубочайшее и интимнейшее горе оттого, что видит это в последний (или предпоследний) раз... Что, в отличие от меня, он готов воспринять нечто сверхтонкое, и, по-видимому, сопереживать неприметному серому мотыльку, возможно, чем-то обиженному, чего я, наверное, не смогу никогда ни почувствовать, ни понять...
А.Н.Кривомазов
Что это значит? кому он посылает свой сигнал? Минуту-другую смотрел на него, потом поднял глаза на поэта. Арсений Александрович плакал... Только что спокойный, неприступно-запахнутый в свой внутренний мир, рассеянно посматривающий на клумбы и деревья, он, глядя на мотылька, плакал - тихо, ручьисто, чисто, безотрадно... Я шевельнулся, полагая, что ему, возможно, пригодилась бы моя помощь или утешение, но он, двинув бровями и заплаканными глазами, заставил меня вновь застыть изваянием, пока этот неба лоскуток не улетел восвояси...
Размышляя о том, что мне только что довелось подсмотреть его странность и необычность, я, ни о чем его не спрашивая, скорее почувствовал, чем подумал: ему так дорог этот мир (в котором он знал все запахи, звуки, названия трав и оттенки чувств, который воспринимал гораздо более чувственно, полно и пластично, чем, возможно, любой из тех, кого я знаю), что он испытывает глубочайшее и интимнейшее горе оттого, что видит это в последний (или предпоследний) раз... Что, в отличие от меня, он готов воспринять нечто сверхтонкое, и, по-видимому, сопереживать неприметному серому мотыльку, возможно, чем-то обиженному, чего я, наверное, не смогу никогда ни почувствовать, ни понять...
А.Н.Кривомазов
Душа моя затосковала ночью.
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету
Над мокрыми сентябрьскими садами,
Как бабочки с незрячими глазами,
И на цыганской масленой реке
Шатучий мост, и женщину в платке,
Спадавшем с плеч над медленной водою,
И эти руки, как перед бедою.
И кажется, она была жива,
Жива, как прежде, но ее слова
Из влажных "Л" теперь не означали
Ни счастья, ни желании, ни печали,
И больше мысль не связывала их,
Как повелось на свете у живых.
Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.
Когда-то имя было у нее.
Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
Врывается - то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками.
Арсений Тарковский
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету
Над мокрыми сентябрьскими садами,
Как бабочки с незрячими глазами,
И на цыганской масленой реке
Шатучий мост, и женщину в платке,
Спадавшем с плеч над медленной водою,
И эти руки, как перед бедою.
И кажется, она была жива,
Жива, как прежде, но ее слова
Из влажных "Л" теперь не означали
Ни счастья, ни желании, ни печали,
И больше мысль не связывала их,
Как повелось на свете у живых.
Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.
Когда-то имя было у нее.
Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
Врывается - то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками.
Арсений Тарковский
Я, Арсений Александрович Тарковский, родился в 1907 году, в городе
Кировограде (тогда Елизаветграде) на Украине (тогда в Херсонской
губернии). Мне было шестнадцать лет, когда я приехал в Москву. У нас на
юге еще не успели отвыкнуть от гражданской войны. Еще два-три года тому
назад игрушками и моих сверстников, и моими были ручные гранаты,
патроны, пистолеты и даже артиллерийские снаряды. Нас воспитала
романтика гражданской войны. Бронепоезд был для нас чем-то более
реальным, чем гимназия. У мальчишек выходить на улицу, если ты не
вооружен с ног до головы, считалось просто неприличным. Итак, мне было
шестнадцать лет, когда я приехал в Москву. Я привез тетрадку стихов и
умение ничего не есть по два дня подряд. В Москву я приехал учиться.После экзаменов, состоявших из чтения моих собственных стихов и разговоров о литературе, я был принят в учебное заведение, где так же, как теперь в Литературном институте, из юношей, без различия — талантливых или бесталанных, — пытались изготовить беллетристов и поэтов.
............................-------------------------------------------------------..............................
"....каким он был в молодости? Разным – веселым, остроумным и задумчивым, пасмурным. Мог быть заботливым, нежным и равнодушно-отстраненным. Чудесный юмор сопровождал его всю жизнь."
Любовь – одна из важнейших составляющих поэзии Арсения Тарковского, как и всей его долгой трудной жизни. В любви он черпал вдохновение. В письме к сыну Андрею 7.07.1950 г. Арсений Тарковский писал:
« У меня тогда… было нечто, что меня спасало и было моей верной путеводной звездой: неукротимая страсть к поэзии; я во всем был подобен тебе, так же легкомыслен и так же подчинялся обстоятельствам и плыл по течению, во всем, кроме поэзии… А теперь – о твоей влюбленности..... У нас (у меня, я предполагаю, что и у тебя) есть склонность бросаться стремглав в любую пропасть, если она чуть потянет и если она задрапирована хоть немного чем-нибудь, что нас привлекает. Мы перестаем думать о чем-нибудь другом, и наше поле зрения суживается настолько, что мы больше ничего, кроме колодца, в который нам хочется броситься, не видим… Не надо, чтобы любовь тебя делала тряпкой и еще более - слабым листком, уж совсем неспособным к сопротивлению. Любовь великая сила и великий организатор юношеских сил; не надо превращать любовь в страсть, в бешенство, в самозабвение, я буду счастлив, если твоя влюбленность окажется любовью, а не чумой, опустошающей душу…"
Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас……
Арсений Тарковский.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас……
Арсений Тарковский.
Отсюда: красавицу видеть хотите
СпасиБо !
ОтветитьУдалить