Павел Андреевич Федотов — художник, который безропотно переносил
поражавшие его один за другим удары судьбы. Ужасная нищета подтолкнула
Федотова к тому, что он начал писать копии собственных картин. Трудно
представить что-либо более безотрадное для художника, чем копирование
самого себя — в то время как душа рвется создать новое произведение.
Павел Федотов боролся молча — даже близкие друзья до самого последнего
момента не замечали надвигающейся катастрофы, хотя безумие уже давно
подступало к нему. Печальная развязка наступила быстро.
(Всего 32 изображения)
Художник
Павел Андреевич Федотов, скончавшийся после тяжелой болезни в ноябре
1852 года, принадлежал к числу людей, живших и трудившихся не напрасно.
Его жизнь, посвященная высокому искусству и богатая славными делами,
пожалуй, является лучшим из всех произведений Федотова.
Художник
родился в небогатой московской семье 4 июля 1815 года. В доме царила
легкая и не обидная простота общения. Все кругом были хорошо знакомы,
новости домашние тотчас же становились достоянием соседей. Зайдя на
минутку, засиживались часами за непременным чаем. Именно здесь начинался
будущий художник, о чем Федотов напишет в своих воспоминаниях: «Все,
что вы видите в моих картинах, было видено и даже отчасти обсуждено во
время моего детства, набрасывая большую часть моих вещей, я почему-то
представлял место действия непременно в Москве».
В
1826 году одиннадцатилетний Федотов был принят в число воспитанников
Первого Московского кадетского корпуса. Здесь он не замедлил своими
блестящими способностями и успехами обратить на себя внимание начальства
и наставников, опередив в учении других воспитанников.
У
Павла Федотова были явно незаурядные способности, прежде всего — редкая
память. «Всякая страница, прочитанная им в то время, по несколько дней
будто носилась перед его глазами», — вспоминал сослуживец Федотова
Александр Дружинин. Да и сам Федотов (в передаче того же Дружинина)
рассказывал так: «Если на экзамене при повторении уроков мне случалось
запамятовать ту или иную подробность, мне стоило только закрыть глаза на
минуту, и все забытое, будто откуда-то выпрыгнув, являлось передо мной
как написанное на бумаге».
Артистическая
натура юноши ясно сказывалась во всех проявлениях его школьной жизни.
Он участвовал в хоре как тенор-солист и, познакомившись с нотами, почти
без всякой посторонней помощи выучился играть на фортепиано. Его
способности к рисованию выражались и в схожих портретах учителей и
товарищей, и в забавных карикатурах на них, и в чертежах, которыми он
испещрял поля ученических тетрадей.
Семь
лет в Московском кадетском корпусе прошли как один день. 3 января 1834
года Павел Федотов прибыл в Петербург, куда его распределили для несения
службы в Финляндском полку.
В
Петербурге Федотов впервые остро ощутил свою унизительную бедность.
Надо было срочно шить новую парадную форму и обзавестись хозяйством —
посудой, постелью, полотенцами, бельем. При выпуске в гвардию офицеру
выдавалось тройное жалованье, но все это быстро ушло «сквозь пальцы».
Позднее художник вспоминал: «Служа в гвардии на одном жалованье,
необходимо подвергаться всевозможным лишениям».
В
Финляндском полку Федотов очень скоро стал «своим» художником,
поднявшись над другими сослуживцами, тоже увлекавшимися рисованием, а их
было немало. Рисовал он всякое, прежде всего карикатуры: шаржи на всем
известных лиц, поспешные зарисовки злободневных полковых событий,
портреты солдат, офицеров и начальников.
Со
временем Федотов стал ощущать недостаточность своего небольшого умения:
видел, что далеко не всегда у него получается нарисовать то, что он
задумал. Самолюбие молодого художника было задето, и он стал посещать
вечерние рисовальные классы Академии художеств. В то же время Федотов
продолжал рисовать портреты и дошел до такого успеха, что к нему стали
обращаться заказчики.
Портрет
великого князя Михаила Павловича, в изображении которого Федотов
удивительно набил руку, приходилось ему много раз выполнять для
удовлетворения требований эстамповых магазинов.
Летом
1837 года великий князь Михаил Павлович посетил лагерь, где базировался
Финляндский полк. Федотов немедленно уселся за работу и в три месяца
окончил большую и очень тщательно проработанную акварель «Встреча
великого князя». По ходатайству начальника штаба, в котором числился
Федотов, художника пригласили явиться с картиной во дворец к Михаилу
Павловичу. Великий князь принял художника, расхвалил картину и оставил
ее у себя с тем, чтобы показать императору.
Через
несколько дней Федотову было объявлено, что государь удостоил вниманием
его художественные способности и повелел предоставить ему право
оставить службу и посвятить себя живописи с содержанием в сто рублей в
месяц. Предложение, поступившее от императора, прогремело как гром среди
ясного неба. О том, чтобы оставить полк, Федотов даже и думать боялся,
все его представления о настоящей и будущей жизни были связаны
исключительно со службой.
За
советом он обратился к одному из самых авторитетных художников
Петербурга — Карлу Брюллову. Приговор Брюллова был неумолим — он не
отказывал Федотову в таланте, но о карьере художника думать не
советовал, по его мнению, в двадцать пять лет было поздно браться за
серьезную профессиональную учебу: «Надо начинать рисовать с
младенчества, чтобы приучить руки передавать мысли и чувства…»
После
этого разговора с Брюлловым прошло еще шесть лет, и Федотов наконец
решился узнать, сохраняет ли силу царская милость о предоставлении ему
отставки с пенсионом в сто рублей. Ответ был получен положительный.
«Страшно, жутко было мне в то время: я все сомневался в своих силах; я
все еще не верил себе; мне все еще чудилось, что я простой рисовальщик, а
не художник», — вспоминает Федотов.
3
января 1844 года, день в день, как минуло десять лет службы, он покинул
полк. Сослуживцы дали в честь Федотова прощальный обед, на котором
художник держался весело и беззаботно, подшучивая над собою в своем
новом положении и всем видом показывая, как он спокоен и уверен в себе.
Между тем на душе Федотова было тревожно и сомнения наполняли его душу.
Выйдя
из полка, Федотов стал заново устраивать свою жизнь. К счастью, рядом с
ним находился Аркадий Коршунов — денщик, ушедший со службы вместе с
художником. В сущности, мы ничего не знаем о Коршунове — кем он был, где
родился, как сложилась его жизнь после смерти хозяина, которого он
выхаживал до последнего вздоха. Аркадий Коршунов проникся личностью
Федотова, его интересами, заботами, художественными пристрастиями — свою
комнатку он неизменно обклеивал неудачными рисунками своего хозяина,
отданными ему за ненадобностью. Коршунов освободил Павла Федотова от
всех хозяйственных дел, стараясь очень экономно вести хозяйство.
Весной
1848 года Федотов со страхом и трепетом решился представить две свои
картины — «Свежий кавалер» и «Разборчивая невеста» — на экзамен в
Академию художеств. Совет академии признал эти работы достойными и
позволил художнику выбрать программу по своему вкусу для получения
звания академика.
Темой
для соискания звания Федотов выбрал уже начатую им картину «Сватовство
майора», этот сюжет давно интересовал художника. Картина была
представлена публике на выставке 1849 года, тогда же Павел Федотов был
удостоен звания академика. Это был настоящий триумф — художник
одновременно получил признание публики и Академии художеств!
В
январе 1850 года пришли вести, требовавшие обязательного присутствия
Федотова дома, в Москве, — его младшая сестра осталась вдовой, надо было
что-то срочно решать. Художник отличался тем, что всегда с педантичной
аккуратностью исполнял свой долг перед семьей, разделяя каждый свой
пенсион на две части (одну часть он отправлял родным, на вторую
худо-бедно пытался прожить).
Приехав
в Москву, Федотов в тот же день попал в объятия доброжелателей и
поклонников, спешивших с непривычной для петербуржцев прямотой выразить
ему свой восторг и восхищение. Увы, этот триумф был недолгим, своей
поездкой в Москву художник лишь ненадолго приостановил готовую
разразиться катастрофу.
Двух
крохотных пансионов, которые получали отец и сестра Федотова, было
совершенно недостаточно для жизни и оплаты долгов большого московского
семейства. Художник всегда поддерживал родных, от чего сам он жил
впроголодь, а ведь, помимо хозяйственных расходов, Федотов должен был
выделять средства на покупку холстов, красок, оплату моделей. Все это
ложилось на плечи художника, помощи ждать было неоткуда.
Федотов
было попытался продать такие дорогие его сердцу картины «Свежий
кавалер» и «Сватовство майора», но прознавшие о бедственном положении
художника потенциальные покупатели соглашались дать за них только очень
маленькую цену. Для того чтобы раздобыть немного денег, Федотов принялся
писать копию «Сватовства майора», но работа шла очень медленно, ведь
была художнику не по душе.
Спокойствие
с каждым днем давалось Федотову все труднее, он делался раздражителен,
малейший пустяк мог взорвать его или довести до слез. Художник не
понимал, что с ним происходит, винил во всем нервное переутомление, но
работать меньше не мог. Он стал избегать встреч, запирался дома или,
наоборот, уходил, подолгу бродя по самым безлюдным окраинам
Васильевского острова. Денщик Коршунов не раз отыскивал Федотова
плачущим и снова возвращал его домой.
Весною
1852 года между близкими и знакомыми художника стали ходить слухи, что
он не совсем нормален: Федотов пропал из города, забрав все средства,
которые заработал, — вопреки обыкновению, он ни копейки не отослал
нуждающимся родственникам в Москву.
Позже
стало известно, что Федотов сорил этими деньгами, покупая совершенно
ненужные вещи и раздавая их направо и налево, даже просто разбрасывая по
улице. Он побывал в нескольких знакомых домах, в каждом посватался,
вызвав полное недоумение хозяев. Между прочим, рассказывали, что он
заказал себе гроб, предварительно примерив его!
Позднее
след Федотова обнаружился в Царском Селе, где он вступил в пререкания с
полицейским дозором. К счастью, голос художника услышал генерал
Сапожников, который вмешался и забрал его на свою дачу. Скорее всего,
именно генерал помог определить Федотова в частную больницу доктора
Лейдесдорфа.
Содержание
больного обходилось в 80 рублей в месяц, и, возможно, лечебница по тем
временам была неплохая, да только Федотову ничего уже не могло помочь. В
больнице за ним просто присматривали, денщик Коршунов находился при нем
неотлучно, ухаживал, развлекал разговорами. Сознание временами
возвращалось к Федотову, он даже сделал два-три рисунка, но потом
утратил и эту способность.
Из
Москвы приезжала сестра художника, но он велел не пускать ее к себе,
наговорив много неприятного. Навещали его и друзья — Федотов узнавал их,
рассуждал осмысленно, а потом в один миг у всех на глазах превращался в
безумного. Подробности этих встреч, сообщенные Львом Жемчужниковым,
невыносимы.
Из
воспоминаний Льва Жемчужникова: «Из темного угла, как резиновый мяч,
мигом очутилась перед нами человеческая фигура с пеною у рта, в
больничном халате со связанными и одетыми в кожаные мешки руками,
затянутыми ремнями и притянутыми к спине плечами. Ноги были босы,
тесемки нижнего белья волочились по полу, бритая голова, страшные глаза и
безумный свирепый взгляд. Узнать Федотова было нельзя. Это был человек
не человек, зверь не зверь, а хуже зверя!»
13
ноября 1852 года Федотов внезапно пришел в себя — то был признак
скорого конца. Он исповедался и попросил позвать трех друзей — Рейслера,
Бейдемана и Дружинина. Коршунов немедленно отрядил больничного
служителя, но тот пропьянствовал, и известие опоздало на сутки. Друзья
застали художника лежащим на столе в своем отставном мундире
штабс-капитана Финляндского полка.
Федотова похоронили 18 ноября 1852 года. Коршунов, проводивший его до самой могилы, после похорон сгинул неизвестно куда.
С этого момента началась «вторая жизнь» Павла Федотова, на которую он так робко уповал в ожидании близкой смерти:
«Я понял, чем меня природа одарила,
Какой блестящий мне дала удел!
За ним, достичь его, желаньем полетел;
Душа лишь средств к развитию искала,
Но в них, увы! судьба мне вовсе отказала.
Я жажду солнца, но оно
В мое не жалует окно!..»
(Павел Федотов, фрагмент басни «Пчела и цветок»)
http://bigpicture.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий