Коллекционер и меценат Шалва Бреус — о подлинной истории самой дорогой картины Ладо Гудиашвили «У черного ручья». Это произведение до 12 марта можно увидеть на выставке «Грузинский авангард. 1900–1930-е. Пиросмани, Гудиашвили, Какабадзе и другие художники. Из музеев и частных собраний» в ГМИИ им. Пушкина
Картина Ладо Гудиашвили "У черного ручья" до реставрации, со следами позднейших записей. Сourtesy of BREUS Foundation
В конце 1990-х годов в России резко вырос интерес к творчеству грузинских художников. Рынок среагировал незамедлительно, и цены на «большую грузинскую тройку» — Нико Пиросмани, Ладо Гудиашвили и Давид Какабадзе — пошли вверх. Если в 1980-е Пиросмани стоил в среднем несколько десятков тысяч долларов, то c середины 1990-х счет пошел на сотни тысяч и даже миллионы. В 2011 году «Олень, пьющий из ручья» кисти Пиросмани был продан на аукционе Sotheby’s за £361 тыс., а через пять лет, опять на Sotheby’s — почти вдвое дороже, уже за £629 тыс. Его же «Арсенальная гора ночью» на нью-йоркских торгах в 2007 году ушла за рекордные $1,8 млн.
Изготовители подделок всегда идут на запах больших денег, и на арт-рынке все чаще стали появляться картины этих художников, вызывающие сомнения у экспертов. Как правило, этиx вещей не было в каталогах-резоне «Пиросмани» и «Ладо Гудиашвили», изданных в 1984 году. Авторы обеих книг проделали огромную исследовательскую работу, собрав все известные произведения художников, когда — и это особенно важно — их практически не подделывали.
"У черного ручья" после реставрации. Английские специалисты удалили верхний слой живописи в области лица. Сourtesy of BREUS Foundation
В 2010 году мне предложили приобрести картину «У черного ручья» кисти Ладо Гудиашвили. По неудачному стечению обстоятельств я был в середине далекого и сложного путешествия и не мог ни свериться с каталогом-резоне, ни проконсультироваться с семьей Гудиашвили, проживающей в Тбилиси. Предложенная работа датировалась первой половиной 1920-х годов и относилась к наиболее ценному, французскому периоду творчества Гудиашвили (с 1920 по 1925 год). На фоне яркой экзотической природы была изображена обнаженная женщина у черного ручья. У ног ее стоял кувшин, а на плечах угадывался легкий газовый платок. Но лицо женщины никак не соответствовало манере Гудиашвили французского периода. Округлое, с белой кожей и с яркими губами — такие он писал после возвращения в СССР.
Стало ясно, что мне предлагают либо довольно неуклюжую подделку, либо картину Гудиашвили, написанную в советское время, выдавая ее за более ценную французского периода. Я же мечтал приобрести работу, написанную во Франции. В итоге я не стал углубляться в исследование происхождения картины и отказался от сомнительного предложения.
Вернувшись из путешествия, я заглянул в резоне и удостоверился, что «У черного ручья», полностью идентичная той, которую мне предлагали, притом датированная 1925 годом, в каталоге есть. Авторство Гудиашвили не вызывало никакого сомнения, и, следовательно, мне предлагали «правильную» работу. Однако загадка, почему на картине 1925 года лицо написано в манере более позднего, советского периода, так и осталась неразрешенной.
Через несколько лет, в 2012 году, я вновь увидел «У черного ручья», на этот раз в каталоге русских торгов Sotheby’s. Ее выставили на аукцион с рекордной для Гудиашвили оценкой в более чем $1 млн. Это была именно та работа, но за двумя важнейшими исключениями: на плечах женщины не было никаких признаков газового платка и, главное, лицо на картине было совсем другим. Вместо луноликой красавицы на меня смотрела смуглая, с мужскими выступающими скулами и тенями вокруг глаз женщина. По лицу бродила странная двусмысленная улыбка, даже не улыбка, а ее тень, когда на лице, как на поверхности воды, появляется слабый след происходящего в глубине. Это было типичное лицо французского периода.
На обороте надпись: «Другу детства Давиду Ломадзе на память», а также подпись Ладо Гудиашвили и дата написания картины, 1925 г.
Получается, мне предлагали оригинальную, опубликованную в каталоге-резоне работу, а на аукцион выставлена очевидная подделка. Неизвестные злоумышленники скопировали из резоне настоящую картину, а лицо написали во «французской» манере, тем самым сделав ее полностью «французской» и, следовательно, сильно повысив ее ликвидность и стоимость.
Моему возмущению не было предела. Массовость подделок уже давно вызывала негодование коллекционеров, но в этом случае наглость жуликов поражала. Обычно подделки стараются продать кулуарно, не высвечивая их на открытом рынке. Но выставить очевидную подделку на Sotheby’s, да еще когда в Тбилиси живут дочь и внучка художника, работает дом-музей, собрана (в том числе в Государственном музее изобразительных искусств Грузии) великолепная коллекция произведений художника, ведется научная работа, исследуется его творческое наследие! Когда в обоих музеях есть отличные специалисты, способные надежно определить аутентичность его картин! Непонятно, как Sotheby’s согласился выставить на продажу столь очевидную подделку. Возможность заработать застит глаз этим торгашам от искусства!
Я позвонил лорду Полтимору, входящему в совет директоров аукционного дома, и в довольно эмоциональной манере высказал свое отношение к происходящему. Необходимо было снять картину с аукциона, и я убеждал лорда сделать это незамедлительно. В противном случае я рисовал страшные последствия: скандал, судебные иски, открытые письма коллекционеров и музейных работников в прессе. Лорд Полтимор, как и следовало ожидать, был совершенно не в курсе дела. Думаю, скорее всего, он не знал, кто такой Гудиашвили. Но пообещал немедленно разобраться, чтобы избежать скандала.
Через несколько дней со мной связался глава русского отдела Sotheby’s в Лондоне и дал исчерпывающие пояснения. Оказалось, что с предложением выставить картину на торги в Sotheby’s обратилась владевшая ею на протяжении многих лет семья Ломадзе из Грузии. Партийный функционер, в прошлом революционер Давид Ломадзе и Ладо Гудиашвили дружили с юных лет. После возвращения художника из Франции они стали соседями по коммунальной квартире (сейчас там расположен дом-музей Гудиашвили). Знаменитая гостиная, где Ладо принимал именитых посетителей со всего мира, тогда была разделена перегородками на комнаты. В одной жили Гудиашвили, в другой — Ломадзе. Когда в 1935 году Ломадзе получили отдельную квартиру, свою комнату они оставили семье художника, с которой их связывала крепкая дружба. Картину «У черного ручья» Ладо подарил Давиду Ломадзе в 1934 году. На заднике сохранилась надпись, сделанная рукой мастера: «Другу детства Давиду Ломадзе на память».
Картину привезли в Лондон и передали аукционному дому. Начались обязательные действия по уточнению провенанса, проверке подлинности и оценке ее состояния. Именно тогда во время исследования в инфракрасных лучах обнаружилось, что лицо женщины — поздняя запись, под которой скрывается первоначальное изображение. Полотно передали английским реставраторам. Те поздний слой со всеми мыслимыми мерами предосторожности удалили. Процесс раскрытия оригинального слоя подробно документировался, и Sotheby’s любезно предоставили эту съемку. Мне открылась потрясающая картина того, как постепенно из-под написанного по канонам кавказского романтизма портрета открывается созданное в совершенно иной стилистике загадочное женское лицо. Именно тогда реставраторы, сотрудники Sotheby’s и владельцы произведения впервые, с удивлением и благоговением, увидели так долго скрытую от глаз таинственную незнакомку у черного ручья.
Мой обвинительный пафос был посрамлен. Я извинился перед сотрудниками Sotheby’s — и сделал это не без удовольствия.
Торги прошли более чем успешно. Удар молотка зафиксировал абсолютный ценовой рекорд для полотен Гудиашвили (£938 тыс.), до сих пор никем так и не превзойденный. Загадочная женщина у черного ручья перешла к новому владельцу. Но тайна двух лиц в этой картине продолжала меня волновать, и я предпринял небольшое расследование.
Гудиашвили написал «У черного ручья» в Париже, где с 1921 по 1925 год был на стажировке в качестве стипендиата Общества грузинских художников. Возвращаясь домой, он отправил багаж — а это были главным образом картины — поездом до Марселя, а оттуда морем в Батум. В числе картин, прибывших в Грузию, была и «У черного ручья». Вернувшись в Тифлис, Гудиашвили мгновенно оказался в центре культурной жизни города, а впоследствии сам стал одним из таких культурных центров. В советское время его не раз обвиняли в буржуазном формализме. В 1930-е годы это было тяжким обвинением и могло стоить художнику жизни. Досталось и картине «У черного ручья». Возмущение блюстителей идеологической чистоты вызвала недостаточная женственность героини. Действительно, у нее по-мужски мускулистые ноги и торс, подтянутый живот, а в лице прослеживаются мужские черты. При этом это, безусловно, женщина. Под давлением партийной критики Гудиашвили вынужден был поверх оригинального портрета написать новое лицо. Лицо, полностью соответствующее утвердившимся тогда канонам: луноликой, белокожей романтической грузинской красавицы. Критиков возмущало и то, что женщина совершенно нагая, и Гудиашвили пришлось «одеть» ее в тончайшую белую накидку. Открытыми остались только лодыжки, ступни и лицо.
Знал ли Давид Ломадзе, получивший от друга столь щедрый подарок, что существует скрытый, оригинальный слой? По словам его супруги и дочери, прекрасно знал и не раз просил Ладо открыть оригинальное изображение. Но художник по понятным причинам опасался это делать.
Впрочем, у судьбы были свои планы. В то время экономика Страны Советов испытывала огромные трудности, хороших красок не было и в помине (производство качественных красок началось в 1934 году на набережной Черной речки в Ленинградской области). Из-за плохого качества, а возможно, и потому, что художник действовал небрежно (вполне, может быть, осознанно), со временем краска стала осыпаться. Газовая накидка почти исчезла, и женщина вновь обнажилась. Шея у нее потекла и остановилась на полпути к оригиналу. И только лицо уцелело. Именно в таком виде я в первый раз увидел ее на фотографии, и именно так она изображена в каталоге-резоне 1984 года.
Казалось, загадка «Черного ручья» разгадана и все встало на свои места. Но, чем больше я смотрю на эту картину, тем более таинственной и загадочной она мне кажется. Почему среди яркой, насыщенной красками природы течет черный ручей? «Черный» — синоним слов «грязный», «злой», «порочный» и антоним слов «белый», «светлый», «непорочный», «чистый». Возможно, черный ручей в райских кущах — символ зла, и каждый, кто познает черной воды — а женщина на картине уже опустила ногу в темный поток, — погибнет, потеряет свое естество.
Не мог художник, понимавший и ценивший женскую красоту, случайно написать атлета в женском обличье. Это не гибкая как лань, нежная и полная женственности обнаженная красавица, типичная для творчества Гудиашвили, а мифический андрогин, потерявшийся между мужским и женским началом. У него лицо существа, только что открывшего первородный грех, но еще не изгнанного из рая. Изгнание впереди. Но женщина у ручья не понимает, что с ней произошло, и не видит бесконечную цепь трагических событий в будущем. И в этот короткий миг между познанием первородного греха и изгнанием из рая она счастлива.
Хотя, скорее всего, все гораздо проще. Ручей черный, потому что художник искал контраст с яркими цветами картины. А на полотне вовсе не мифический андрогин, а грузинская амазонка, атлетичная и сильная, как все ее племя всадниц и воительниц.
При всем обилии версий окончательного ответа не существует. Возможно, будущим исследователям творчества Ладо Гудиашвили удастся подобрать ключ к этой загадке. Я же с удивлением обнаружил, что не хочу, чтобы тайна картины «У черного ручья» когда-нибудь была раскрыта.
Картина Ладо Гудиашвили "У черного ручья" до реставрации, со следами позднейших записей. Сourtesy of BREUS Foundation
В конце 1990-х годов в России резко вырос интерес к творчеству грузинских художников. Рынок среагировал незамедлительно, и цены на «большую грузинскую тройку» — Нико Пиросмани, Ладо Гудиашвили и Давид Какабадзе — пошли вверх. Если в 1980-е Пиросмани стоил в среднем несколько десятков тысяч долларов, то c середины 1990-х счет пошел на сотни тысяч и даже миллионы. В 2011 году «Олень, пьющий из ручья» кисти Пиросмани был продан на аукционе Sotheby’s за £361 тыс., а через пять лет, опять на Sotheby’s — почти вдвое дороже, уже за £629 тыс. Его же «Арсенальная гора ночью» на нью-йоркских торгах в 2007 году ушла за рекордные $1,8 млн.
Изготовители подделок всегда идут на запах больших денег, и на арт-рынке все чаще стали появляться картины этих художников, вызывающие сомнения у экспертов. Как правило, этиx вещей не было в каталогах-резоне «Пиросмани» и «Ладо Гудиашвили», изданных в 1984 году. Авторы обеих книг проделали огромную исследовательскую работу, собрав все известные произведения художников, когда — и это особенно важно — их практически не подделывали.
"У черного ручья" после реставрации. Английские специалисты удалили верхний слой живописи в области лица. Сourtesy of BREUS Foundation
В 2010 году мне предложили приобрести картину «У черного ручья» кисти Ладо Гудиашвили. По неудачному стечению обстоятельств я был в середине далекого и сложного путешествия и не мог ни свериться с каталогом-резоне, ни проконсультироваться с семьей Гудиашвили, проживающей в Тбилиси. Предложенная работа датировалась первой половиной 1920-х годов и относилась к наиболее ценному, французскому периоду творчества Гудиашвили (с 1920 по 1925 год). На фоне яркой экзотической природы была изображена обнаженная женщина у черного ручья. У ног ее стоял кувшин, а на плечах угадывался легкий газовый платок. Но лицо женщины никак не соответствовало манере Гудиашвили французского периода. Округлое, с белой кожей и с яркими губами — такие он писал после возвращения в СССР.
Стало ясно, что мне предлагают либо довольно неуклюжую подделку, либо картину Гудиашвили, написанную в советское время, выдавая ее за более ценную французского периода. Я же мечтал приобрести работу, написанную во Франции. В итоге я не стал углубляться в исследование происхождения картины и отказался от сомнительного предложения.
Вернувшись из путешествия, я заглянул в резоне и удостоверился, что «У черного ручья», полностью идентичная той, которую мне предлагали, притом датированная 1925 годом, в каталоге есть. Авторство Гудиашвили не вызывало никакого сомнения, и, следовательно, мне предлагали «правильную» работу. Однако загадка, почему на картине 1925 года лицо написано в манере более позднего, советского периода, так и осталась неразрешенной.
Через несколько лет, в 2012 году, я вновь увидел «У черного ручья», на этот раз в каталоге русских торгов Sotheby’s. Ее выставили на аукцион с рекордной для Гудиашвили оценкой в более чем $1 млн. Это была именно та работа, но за двумя важнейшими исключениями: на плечах женщины не было никаких признаков газового платка и, главное, лицо на картине было совсем другим. Вместо луноликой красавицы на меня смотрела смуглая, с мужскими выступающими скулами и тенями вокруг глаз женщина. По лицу бродила странная двусмысленная улыбка, даже не улыбка, а ее тень, когда на лице, как на поверхности воды, появляется слабый след происходящего в глубине. Это было типичное лицо французского периода.
На обороте надпись: «Другу детства Давиду Ломадзе на память», а также подпись Ладо Гудиашвили и дата написания картины, 1925 г.
Получается, мне предлагали оригинальную, опубликованную в каталоге-резоне работу, а на аукцион выставлена очевидная подделка. Неизвестные злоумышленники скопировали из резоне настоящую картину, а лицо написали во «французской» манере, тем самым сделав ее полностью «французской» и, следовательно, сильно повысив ее ликвидность и стоимость.
Моему возмущению не было предела. Массовость подделок уже давно вызывала негодование коллекционеров, но в этом случае наглость жуликов поражала. Обычно подделки стараются продать кулуарно, не высвечивая их на открытом рынке. Но выставить очевидную подделку на Sotheby’s, да еще когда в Тбилиси живут дочь и внучка художника, работает дом-музей, собрана (в том числе в Государственном музее изобразительных искусств Грузии) великолепная коллекция произведений художника, ведется научная работа, исследуется его творческое наследие! Когда в обоих музеях есть отличные специалисты, способные надежно определить аутентичность его картин! Непонятно, как Sotheby’s согласился выставить на продажу столь очевидную подделку. Возможность заработать застит глаз этим торгашам от искусства!
Я позвонил лорду Полтимору, входящему в совет директоров аукционного дома, и в довольно эмоциональной манере высказал свое отношение к происходящему. Необходимо было снять картину с аукциона, и я убеждал лорда сделать это незамедлительно. В противном случае я рисовал страшные последствия: скандал, судебные иски, открытые письма коллекционеров и музейных работников в прессе. Лорд Полтимор, как и следовало ожидать, был совершенно не в курсе дела. Думаю, скорее всего, он не знал, кто такой Гудиашвили. Но пообещал немедленно разобраться, чтобы избежать скандала.
Через несколько дней со мной связался глава русского отдела Sotheby’s в Лондоне и дал исчерпывающие пояснения. Оказалось, что с предложением выставить картину на торги в Sotheby’s обратилась владевшая ею на протяжении многих лет семья Ломадзе из Грузии. Партийный функционер, в прошлом революционер Давид Ломадзе и Ладо Гудиашвили дружили с юных лет. После возвращения художника из Франции они стали соседями по коммунальной квартире (сейчас там расположен дом-музей Гудиашвили). Знаменитая гостиная, где Ладо принимал именитых посетителей со всего мира, тогда была разделена перегородками на комнаты. В одной жили Гудиашвили, в другой — Ломадзе. Когда в 1935 году Ломадзе получили отдельную квартиру, свою комнату они оставили семье художника, с которой их связывала крепкая дружба. Картину «У черного ручья» Ладо подарил Давиду Ломадзе в 1934 году. На заднике сохранилась надпись, сделанная рукой мастера: «Другу детства Давиду Ломадзе на память».
Картину привезли в Лондон и передали аукционному дому. Начались обязательные действия по уточнению провенанса, проверке подлинности и оценке ее состояния. Именно тогда во время исследования в инфракрасных лучах обнаружилось, что лицо женщины — поздняя запись, под которой скрывается первоначальное изображение. Полотно передали английским реставраторам. Те поздний слой со всеми мыслимыми мерами предосторожности удалили. Процесс раскрытия оригинального слоя подробно документировался, и Sotheby’s любезно предоставили эту съемку. Мне открылась потрясающая картина того, как постепенно из-под написанного по канонам кавказского романтизма портрета открывается созданное в совершенно иной стилистике загадочное женское лицо. Именно тогда реставраторы, сотрудники Sotheby’s и владельцы произведения впервые, с удивлением и благоговением, увидели так долго скрытую от глаз таинственную незнакомку у черного ручья.
Мой обвинительный пафос был посрамлен. Я извинился перед сотрудниками Sotheby’s — и сделал это не без удовольствия.
Торги прошли более чем успешно. Удар молотка зафиксировал абсолютный ценовой рекорд для полотен Гудиашвили (£938 тыс.), до сих пор никем так и не превзойденный. Загадочная женщина у черного ручья перешла к новому владельцу. Но тайна двух лиц в этой картине продолжала меня волновать, и я предпринял небольшое расследование.
Гудиашвили написал «У черного ручья» в Париже, где с 1921 по 1925 год был на стажировке в качестве стипендиата Общества грузинских художников. Возвращаясь домой, он отправил багаж — а это были главным образом картины — поездом до Марселя, а оттуда морем в Батум. В числе картин, прибывших в Грузию, была и «У черного ручья». Вернувшись в Тифлис, Гудиашвили мгновенно оказался в центре культурной жизни города, а впоследствии сам стал одним из таких культурных центров. В советское время его не раз обвиняли в буржуазном формализме. В 1930-е годы это было тяжким обвинением и могло стоить художнику жизни. Досталось и картине «У черного ручья». Возмущение блюстителей идеологической чистоты вызвала недостаточная женственность героини. Действительно, у нее по-мужски мускулистые ноги и торс, подтянутый живот, а в лице прослеживаются мужские черты. При этом это, безусловно, женщина. Под давлением партийной критики Гудиашвили вынужден был поверх оригинального портрета написать новое лицо. Лицо, полностью соответствующее утвердившимся тогда канонам: луноликой, белокожей романтической грузинской красавицы. Критиков возмущало и то, что женщина совершенно нагая, и Гудиашвили пришлось «одеть» ее в тончайшую белую накидку. Открытыми остались только лодыжки, ступни и лицо.
Знал ли Давид Ломадзе, получивший от друга столь щедрый подарок, что существует скрытый, оригинальный слой? По словам его супруги и дочери, прекрасно знал и не раз просил Ладо открыть оригинальное изображение. Но художник по понятным причинам опасался это делать.
Впрочем, у судьбы были свои планы. В то время экономика Страны Советов испытывала огромные трудности, хороших красок не было и в помине (производство качественных красок началось в 1934 году на набережной Черной речки в Ленинградской области). Из-за плохого качества, а возможно, и потому, что художник действовал небрежно (вполне, может быть, осознанно), со временем краска стала осыпаться. Газовая накидка почти исчезла, и женщина вновь обнажилась. Шея у нее потекла и остановилась на полпути к оригиналу. И только лицо уцелело. Именно в таком виде я в первый раз увидел ее на фотографии, и именно так она изображена в каталоге-резоне 1984 года.
Казалось, загадка «Черного ручья» разгадана и все встало на свои места. Но, чем больше я смотрю на эту картину, тем более таинственной и загадочной она мне кажется. Почему среди яркой, насыщенной красками природы течет черный ручей? «Черный» — синоним слов «грязный», «злой», «порочный» и антоним слов «белый», «светлый», «непорочный», «чистый». Возможно, черный ручей в райских кущах — символ зла, и каждый, кто познает черной воды — а женщина на картине уже опустила ногу в темный поток, — погибнет, потеряет свое естество.
Не мог художник, понимавший и ценивший женскую красоту, случайно написать атлета в женском обличье. Это не гибкая как лань, нежная и полная женственности обнаженная красавица, типичная для творчества Гудиашвили, а мифический андрогин, потерявшийся между мужским и женским началом. У него лицо существа, только что открывшего первородный грех, но еще не изгнанного из рая. Изгнание впереди. Но женщина у ручья не понимает, что с ней произошло, и не видит бесконечную цепь трагических событий в будущем. И в этот короткий миг между познанием первородного греха и изгнанием из рая она счастлива.
Хотя, скорее всего, все гораздо проще. Ручей черный, потому что художник искал контраст с яркими цветами картины. А на полотне вовсе не мифический андрогин, а грузинская амазонка, атлетичная и сильная, как все ее племя всадниц и воительниц.
При всем обилии версий окончательного ответа не существует. Возможно, будущим исследователям творчества Ладо Гудиашвили удастся подобрать ключ к этой загадке. Я же с удивлением обнаружил, что не хочу, чтобы тайна картины «У черного ручья» когда-нибудь была раскрыта.
http://www.theartnewspaper.ru/posts/4171/
Комментариев нет:
Отправить комментарий