КАК И В ЛЮБЫХ ДРУГИХ ОБЛАСТЯХ КЛАССИЧЕСКОГО ИСКУССТВА западного мира, в истории академической музыки найдётся бесчисленное множество забытых, но заслуживающих рассказа о себе женщин. В особенности — в истории композиторского искусства. Даже сейчас, когда число заметных женщин-композиторов растёт с каждым годом, в сезонные расписания самых известных оркестров и концертные программы самых известных исполнителей редко попадают произведения, написанные женщинами.
Когда же сочинение женщины-композитора всё-таки становится объектом зрительского или журналистского внимания, новость об этом обязательно сопровождается какой-нибудь грустной статистикой. Вот свежий пример: Метрополитен-опера в нынешнем сезоне давал гениальную «Любовь издалека» Кайи Саариахо — как выяснилось, первую написанную женщиной оперу, показанную в этом театре после 1903 года. Утешает, что сочинения Саариахо — как, например, и музыка Софии Губайдулиной или Джулии Вольф — даже без таких инфоповодов исполняются довольно часто.
Выбрать несколько малоизвестных музыкальных героинь из большого списка женских имен — задача трудная. Семь женщин, о которых мы расскажем сейчас, объединяет одно — они в той или иной степени не вписывались в окружающий их мир. Кто-то исключительно из-за собственного поведения, разрушавшего культурные устои, а кто-то — путём своей музыки, к которой нельзя подобрать аналог.
Луиза Фарранк
(1804–1875)
Урождённая Жанна-Луиза Дюмон прославилась в мире европейской музыки 1830–1840-х годов как пианистка. Более того — исполнительская репутация девушки была настолько высока, что в 1842-м Фарранк назначили профессором фортепиано Парижской консерватории. Она занимала этот пост следующие тридцать лет и, вопреки педагогической загруженности, сумела проявить себя как композитор. Впрочем, скорее не «сумела проявить», а «не смогла не проявить». Фарранк происходила из известнейшей династии скульпторов и выросла среди лучших людей парижского искусства, поэтому акт творческого самовыражения для неё был предельно естественным.
Опубликовавшая при жизни с полсотни сочинений, в основном инструментальных, мадам профессор получала о своей музыке восторженные отзывы от Берлиоза и Листа, но вот на родине Фарранк воспринимали как чересчур нефранцузского композитора. Во Франции каждый первый подающий надежды автор строчил многочасовые оперы, а лаконичные и вдохновлённые музыкой эпохи классицизма произведения парижанки и правда шли вразрез с тогдашней модой. Напраcно: лучшие её вещи — как Третья симфония соль минор, — мягко говоря, не теряются на фоне мастодонтов того времени вроде Мендельсона или Шумана. Да и Брамса с его попытками перевести классицизм на язык романтической эпохи Фарранк обошла лет на десять, а то и двадцать.
Дора Пеячевич
(1885–1923)
Представительница одного из самых знатных балканских дворянских родов, внучка одного из банов (читай — губернаторов) Хорватии и дочка другого, Дора Пеячевич провела своё детство и юность ровно так, как обычно в мировой поп-культуре любят изображать жизнь молодых и тщательно оберегаемых семейством молодых аристократок. Девочка росла под строжайшим присмотром английских гувернанток, почти не общалась со сверстниками и в общем и целом воспитывалась родителями с прицелом на дальнейший удачный для рода брак, нежели на счастливое детство.
Но что-то пошло не так: Дора подростком загорелась идеями социализма, стала постоянно конфликтовать с семьёй и, как следствие, в двадцать с лишним лет оказалась до конца жизни оторвана от остальных Пеячевичей. Это, впрочем, только пошло на пользу другому её увлечению: ещё на заре Первой мировой мятежная дворянка утвердилась в качестве самой значительной фигуры хорватской музыки.
Сочинения Доры, равномерно вдохновлённые Брамсом, Шуманом и Штраусом, по меркам окружавшего её мира звучали крайне наивно — скажем, на момент премьеры её старомоднейшего фортепианного концерта в Берлине и Париже уже вовсю слушали «Лунного Пьеро» и «Весну священную». Но если абстрагироваться от исторического контекста и слушать музыку Пеячевич как искреннее признание в любви к немецким романтикам, то легко можно будет заметить её выразительный мелодизм, сделанные на высоком уровне оркестровки и тщательную структурную работу.
Эми Бич
(1867–1944)
Самый известный эпизод биографии Эми Бич можно пересказать так. В 1885 году, когда ей было 18 лет, родители Эми выдали её замуж за 42-летнего хирурга из Бостона. Девушка уже тогда была виртуозом игры на фортепиано и надеялась продолжить обучение музыке и исполнительскую карьеру, но супруг решил иначе. Доктор Генри Гаррис Одри Бич, озабоченный статусностью своей семьи и руководствуясь тогдашними представлениями о роли женщины в светском новоанглийском обществе, запретил жене учиться музыке и ограничил её выступления как пианистки одним концертом в год.
Для Эми, мечтавшей о концертных залах и аншлаговых рециталах, это оказалось равносильно трагедии. Но, как часто бывает, трагедия дала путь триумфу: Бич хоть и пожертвовала исполнительской карьерой, но стала всё больше посвящать себя сочинительству и сейчас однозначно определяется большинством исследователей как лучший американский композитор позднеромантической эпохи. Два её главных произведения — изданная в 1896 Гэльская симфония и последовавший через три года фортепианный концерт — действительно прекрасны, пусть даже по меркам тех лет напрочь лишены оригинальности. Самое главное — в музыке Бич, как это можно было бы предположить, совершенно нет места провинциальности и местечковости.
Рут Кроуфорд Сигер
(1901–1953)
В кругах серьёзных поклонников, исследователей и просто любителей американской фолк-музыки Рут Кроуфорд Сигер куда более известна, чем в мире академической музыки. Почему? Есть две ключевые причины: во-первых, она была женой музыковеда Чарльза Сигера, а следовательно, и родоначальницей клана Сигеров, семьи музыкантов и певцов, сделавших для популяризации американского фолка больше, чем кто-либо ещё. Во-вторых, она последние лет десять своей жизни плотно работала над каталогизацией и аранжировками песен, записанных в многочисленных поездках Джоном и Аланом Ломаксами, крупнейшими американскими фольклористами и собирателями народной музыки.
Удивительно, но вплоть до начала совместной жизни и Рут, и Чарльз Сигер были композиторами крайне модернистского толка, применить по отношению к музыке которых слово «фольклор» можно было с великим трудом. В частности, сочинения Рут Кроуфорд начала 30-х можно сравнить разве что с произведениями Антона Веберна — да и то лишь в плане искусно выстроенной драматургии и лаконично сконцентрированного музыкального материала. Но если у Веберна сквозь каждую ноту просвечивают традиции — не важно, австрийской или ренессансной музыки, — то произведения Сигер существуют словно вне традиции, вне прошлого и вне будущего, вне Америки и вне всего остального мира. Почему композитор с настолько индивидуальной манерой до сих пор не входит в канонический модернистский репертуар? Загадка.
Лили Буланже
(1893–1918)
Казалось бы, какую музыку могла сочинять в начале прошлого века вечно больная, глубоко религиозная и патологически скромная француженка из высшего общества? Правильно — такую, что могла бы послужить хорошим саундтреком к Судному дню. Лучшие сочинения Лили Буланже написаны на религиозные тексты вроде псалмов или буддийских молитв, исполняются чаще всего будто неправильно отлаженным хором под рваное, немелодичное и громкое музыкальное сопровождение. К этой музыке не подберёшь с ходу аналога — да, она отчасти похожа на ранние вещи Стравинского и на особенно пламенные сочинения Онеггера, но ни тот, ни другой не достигали таких глубин отчаяния и не вдавались в столь экстремальный фатализм. Когда друг семьи Буланже композитор Габриэль Форе установил, что у трёхлетней Лили абсолютный слух, родители и старшая сестра вряд ли могли представить, что этот дар воплотится в нечто столь неангельское.
Кстати, о сестре. Надя Буланже оказалась фигурой в истории музыки не в пример более значительной. Почти полвека — с 20-х до 60-х — Надя считалась одной из лучших преподавательниц музыки на планете. Имевшая весьма специфические взгляды как на новую по тем временам музыку, так и на музыку в буквальном смысле слова классическую, жёсткая, непримиримая и изнурявшая своих учеников сложнейшими заданиями, Надя даже для своих идеологических противников оставалась примером музыкального интеллекта невиданной памяти и мощи. Возможно, она бы смогла стать и настолько же значительным композитором, насколько оказалась педагогом. Во всяком случае она начинала именно как композитор — но, по собственному признанию, после смерти Лили у Нади что-то сломалось внутри. Прожившая 92 года, старшая сестра так и не достигла высот немногочисленных сочинений младшей, сгоревшей от болезни Крона в возрасте 24 лет.
Элизабет Маконки
(1907–1994)
Ральф Воан-Уильямс, крупнейший британский композитор прошлого века, был страстным поборником национальных музыкальных традиций. Так, он с увлечением перерабатывал народные песни, писал подозрительно похожие на англиканские гимны хоровые произведения и с переменным успехом переосмысливал творчество английских композиторов эпохи Возрождения. Ещё он преподавал композицию в лондонском Королевском колледже музыки, где любимой его ученицей в 20-е годы была молодая ирландская девушка по имени Элизабет Маконки. Спустя десятилетия она расскажет, что это именно Воан-Уильямс, даром что был традиционалистом, посоветовал ей никогда никого не слушать и в деле сочинения музыки ориентироваться только на свои интересы, вкусы и мысли.
Совет оказался для Маконки решающим. Её музыка всегда оставалась нетронутой как глобальными трендами академавангарда, так и извечной английско-кельтской любовью к сельскому фольклору. Как раз в ученические годы открывшая для себя Белу Бартока (композитора, кстати, тоже творившего вне всяких очевидных тенденций), Маконки в своих сочинениях естественным образом отталкивалась от зрелой музыки великого венгра, но при этом всё же последовательно развивала собственный стиль, куда более интимный и интроспективный. Наглядные примеры самобытности и эволюции композиторской фантазии Маконки — её тринадцать струнных квартетов, написанных с 1933-го по 1984-й и вместе образующих цикл квартетной литературы, ничем не уступающий аналогичным Шостаковича или того же Бартока.
Витезслава Капралова
(1915–1940)
За несколько лет до Первой мировой неприметный чешский композитор и концертирующий пианист Вацлав Капрал основал в родном Брно частную музыкальную школу для начинающих пианистов. Школа продолжила существование и после войны, вскоре вообще заработав репутацию чуть ли не самой лучшей в стране. Поток желающих учиться, причём учиться конкретно у самого Капрала, даже ненадолго заставил композитора задуматься о прекращении всей остальной своей деятельности в пользу преподавания.
К счастью, его дочь Витезслава, на тот момент ещё не отпраздновавшая своё десятилетие, вдруг начала демонстрировать необыкновенные способности к музыке. Девочка играла на фортепиано лучше многих взрослых профессионалов, заучивала наизусть весь классический песенный репертуар и даже принялась писать небольшие пьесы. Капрал разработал удивительный по степени самонадеянности, глупости и меркантильности план: вырастить из Витезславы настоящего монстра музыки, способного заменить его в качестве основного преподавателя семейной школы.
Разумеется, ничего такого не произошло. Амбициозная Витезслава, возжелавшая стать композитором и дирижёром, в пятнадцать лет поступила сразу на два соответствующих факультета в местную консерваторию. Чтобы женщина, да хочет дирижировать — такого в Чехии 30-х до Капраловой не видали. А чтобы сразу и дирижировать, и сочинять — это вообще было немыслимо. Именно сочинять музыку в первую очередь и принялась новозачисленная студентка — причём такого качества, такого стилистического разнообразия и в таких объёмах, что и сравнить толком не с кем.
Понятно, почему в сериале «Моцарт в джунглях» именно Капралова становится ролевой моделью для не умеющей сидеть сложа руки героини по имени Лиззи: Витезслава умерла от туберкулёза в возрасте 25 лет — но при этом количество написанных ею композиций превосходит каталоги очень и очень многих авторов. Логично предположить, впрочем, что до своего окончательного композиторского триумфа эта феноменальная девушка не дожила. При всём их формальном качестве, сочинения Капраловой стилистически всё-таки очень похожи на музыку ведущего чешского композитора тех лет Богуслава Мартину, по совместительству большого друга семьи Капрал, знавшего Витезславу с детства и даже успевшего без памяти влюбиться в неё незадолго до смерти девушки.
http://www.wonderzine.com
Комментариев нет:
Отправить комментарий